Беглый дедушка - [17]

У меня не было причин сомневаться в словах деда. Но почему-то я решил потрепать ему нервы… я знаю, почему. Дело в том, что после смерти папы я абсолютно не боюсь взрослых. Не потому, что его боялся, вовсе нет. Просто потому, что страх во мне высох. Разве что иногда в носки отдает, когда душа в пятках.

Место страха у меня заняла наглость.

– А тебе нравится, что у тебя микрочип? – спросил я деда, – Ты им гордишься?

Дед посмотрел на меня, внимательно изучая. Это был вполне вежливый взгляд, так что его не пришлось даже терпеть, ожидая, когда он закончится.

– Может, Сережа, тебе в батюшки, а не в доктора… – задумчиво сказал дед, – Да уж, гордыни-то во мне сколько угодно. У меня даже толком каяться не получается. Да и не верю я в покаяние. Я вообще говорю не покаяние, я говорю поЯканье, потому что в покаянии и есть самая большая гордыня. Э, братец, а ты вообще понимаешь, что я говорю?

– Понимаю, – кивнул я, – А что не понимаю, то запоминаю, и потом или в интернете смотрю, или вообще на будущее запоминаю.

– На потом или никогда, – понимающе сказал дед.

– Ага, – сказал я, довольный, что дед меня просекает без обращения к интернету.

Их поколению, дедушкам и бабушкам, вообще приходится быть очень понятливыми, потому что они техникой не владеют.

– С тобой почему-то хочется говорить по-взрослому, – признался дед, – А про этот микрочип я никому до тебя не рассказывал, стеснялся. Думал даже, в дурку упрячут. В прежние времена, знаешь, как строго было? Это сейчас бреши про себя, чего хочешь, все равно никто не слушает.

– Я слушаю, – сказал я, – потому у меня такой же микрочип, деда. Хочешь потрогать?

И я показал ему на свое левое ухо.

– Только очень осторожно, – попросил я, – Я всю жизнь боюсь, что он поломается.

Есть такое милое выражение – офонаревший. Это вроде как ставший фонарем. Идешь так себе по улице, витрины разглядываешь, воробьев пинаешь, и вдруг раз – ты фонарь. Всё бы хорошо, да одно неприятно – не ту лампочку могут вставить, когда перегорит.

Я опасался, что дед станет на несколько секунд фонарем, но он не стал. Он даже обрадовался.

– Ну-ка, ну-ка! – закричал дед, – Ну-ка тащи его сюда!

И протянул свои огромные руки к моему скромному уху. Наклонив голову, я ждал прикосновения. Раньше только мама трогала мой микрочип.

– Обычный хрящик, Сережка! – смеялась мама, – Такое бывает.

Ни у кого не бывает, а у меня бывает. Я хотел в классе про микрочип рассказать, но вовремя понял, что станут ржать и дразниться. Так что, даже Матрас не знает. Как говорят взрослые, он «не в курсе». Впрочем, Матрас вообще временами не в чем, не только не в курсе. Разве что в своем телефоне, у него там гнездо.

Пальцы у деда были большие и теплые. Он аккуратно пошевелил ими, произведя внутри моей головы неимоверное шуршание. А каково ему было, когда я пробовал? Хорошо, что пальцы у меня пока маленькие, а то деду было бы громко, когда я исследовал его инопланетное устройство на ощупь.

Мое устройство он исследовал тщательно, будто сомневаясь в его реальности. Но оно было, и было с детства. Примерно такое же, как у него самого, полтора на полсантиметра, ловко заправленное в верхнюю мочку левого уха. Пока не потрогаешь – не узнаешь. Ухо, как ухо.

– Ну да, именно такой, как положено, – сказал дед удовлетворенно, как настоящий ученый, ожидавший именно такого доказательства своей гипотезы, – Та же модель. Ну и дела, братец.

Он убрал руки, сел ровнее, и протарабанил что-то по столу. Наверное, доклад на орбиту отослал азбукой Морзе, мол, обнаружил на планете Земля отставшего от своих космонавта. И скоро помчится к земле корабль, замаскированный под астероид, с командой поисковых роботов. Ах, как бы хорошо было найти у мамы тоже такой микрочип!

– А мама знает? – серьезно спросил дед, словно прочитав мои мысли.

– Знает, – сказал я, – Но говорит, что это простой…

Дедуся скривился, ожидая, что я скажу… но я не сказал. Он напряженно подождал малость – но я все равно не сказал. Не веря, что я все-таки не сказал, он взглянул на меня вопросительно – и я показал ему глазами, что никогда не скажу. Кажется, это было именно то хорошее, что я могу для него сделать. Одно из хороших.

– Она всегда заставляет меня шапку носить, даже когда не холодно, – сказал я, выгораживая маму.

– Без шапки слышнее жить, – сказал дед.

– Гораздо слышнее, – согласился я.

Мы дружно помолчали. Это не было детское молчание двух друзей, вроде нас с Матрасом, нашкодивших в мире взрослых побегом за кладбище. Так молчали мамины коллеги, когда кто-нибудь из них читал на кухне хорошие стихи. Прочитает, и все потом помолчат. Я стихи не люблю – школа интерес отбила. А маме не отбила: то ли не попала, то ли вообще другим была занята, другое что отбивала. Мама не говорит, пока я маленький, но в глазах ее тоже бывает такая грусть, что я готов повзрослеть мгновенно, лишь бы она смогла этой грустью поделиться со мной.

– Значит, так, – сказал дед, – Мне нужно попасть в тот старый дом. Хочешь «Юного химика»? Попадем в дом – всё будет.

Всё чудесное всегда происходит в старых домах. В них за долгие годы уже успела накопиться чудесность, а в новостройках пока не успела. Здесь только дяди Вадимы накапливаются, да иногда счета за квартиру. У нас тоже накапливались счета, пока мы в двушку не переехали.