Беглый дедушка - [15]

Это мама мне сама так рассказывала, и я радостно ей не верил.

– В любом случае, – подвела итог мама, – приносить человека в жертву, на алтарь, так сказать, законопослушности…

– Не надо в жертву, – жалобно пропищал я, вспоминая прочитанные в раннем детстве рассказы о пищевом поведении и обычаях каннибалов, – Почему обязательно в жертву?

– Если есть алтарь, – сказал дед, – должна быть и жертва.

– У меня нет, – сказала мама, и мне показалось, что дед облегченно вздохнул.

Сейчас мы пойдем покушаем, я пряников накупил вкусных. А потом погуглю, что такое алтарь. Надеюсь, у меня его тоже нет.

Глава 10

У нас в квартире две комнаты, большая и маленькая. Кухню я «по-солдафонски», как говорит мама, называю «харчевня». Разумеется, есть у нас ванная и туалет, который и в Африке туалет. Если верить взрослым, то в Африке всё, как у нас. Этим мы отличаемся от Греции в худшую сторону, в которой вообще есть всё. Еще у нас в квартире есть «плачевня», и есть «хранюшня». Как ни странно, плачевня и хранюшня – это одна и та же комнатка, стандартная «кладовка». Клада в ней я не нашел, а реветь приходилось, когда маленький был. Спрячешься, и плачешь, пока никто не видит. Это хорошо, это тоже забота о будущих воспоминаниях. Я вообще очень предусмотрительный человек.

Если деда от нас заберут, «изымут», моя детская плачевня превратится в рыдальню. Чтобы этого не случилось, я должен быть готов толкать знакомый «форд» хоть до Москвы. Это сколько от нашего Сиреченска… многовато. Мама рассказывала, что в прежние времена пионеры всегда были готовы к труду и обороне. Жаль, что я не такой пионер, но я всегда готов толкать старый «форд».

Геростратам не объяснишь, почему ты не пионер. У них государственная логика, прописанная в тяжелых томах. Так мама сказала. И еще она сказала, что деду у нас должно быть хорошо, чтобы не изъяли.

Поэтому после пряников я пошел к деду, в маленькую комнату. Он был еще слаб, всего-то первая неделя нормальной жизни после мыканья в полуразрушенном доме. А у нас и тепло, и сыто, и мы с мамой люди вполне адекватные. Так… адекватные… ладно, потом посмотрю. Главное, что это хорошее слово, я точно помню. Поэтому и употребляю.

Дед сидел за столом и пытался включить ноутбук. Когда я вошел, он на меня глянул, и говорит:

– Пришло печальное Пьеро… Ты чего такой кислый? Что, кончилась эмоция?

– Я не Пьеро, – ответил я деду Алексею, – Просто пряников переел, наверное.

На самом же деле я думал о том, как сделать ему хорошо. А поскольку пока не придумал, мое внутреннее неведение выразилось в печальной мимике. Дед откинулся в кресле, скривился в каком-то невеселом воспоминании, и говорит:

– Ты, видать, на одной картохе никогда не сидел. Картоха эта… подарок глистам в чистом виде: доброе утро, глисты, я еще жив.

– То, что ты жив, деда, не только им подарок, – сказал я, – Мы, в принципе, тоже рады. А у меня еще сегодня мимика не проснулась, со мной такое бывает. Сам уже встал, внутренний мир вовсю брызжет – а мимика спит, и на лице ничего не отображается до вечера.

Это я ему соврал во спасение, мимика моя давно встала. Но дедовы мрачные воспоминания об «одной картохе» натолкнули меня на идею, как сделать ему хорошо. Порасспрашиваю-ка я его о тех временах, пусть душу облегчит.

Тем более, что ноутбук включить у него все-равно не получается.

– Деда, а деда, – обратился я прямо к его душе, – ты расскажи, как ты там очутился. В доме, где мы с тобой познакомились.

Дед усмехнулся.

– Думаешь, это весело слушать? – спросил дед, – Поверь: то, как мы познакомились, гораздо веселее того, что было до.

– Ничего, – ободрил я деда, – я ничего не боюсь слушать. Во-первых, я собираюсь на самом деле стать врачом, а во-вторых, мама сегодня снова напомнила, что в моем развитии начинается этап крушения идеалов. Долго что-то тянется начало… Мама рассказывала, что раньше перед началом фильма показывали журнал, как сейчас рекламу. Я так понимаю, что крушение идеалов – это реклама взрослости?

– Похоже, так оно и есть, – дед пожевал эту мысль губами, и она ему понравилась, – Ну да, мама права. И ты прав. Крушение – это всегда реклама, хотя бы плохого настроения. Хочешь про меня послушать… что ж. Знаешь, я ведь не всегда плохо жил. Бывали времена, я из "Игольного ушка" не вылезал, только там столовался.

Да, есть в Сиреченске такой ресторан для богатых. На главной улице, как раз напротив памятника Ильичу. Большие красивые машины, много огней и вкусно пахнет, когда мимо проходишь. Дед, когда про это вспомнил, глазами потеплел, и я понял, что он был бы не против даже сейчас там оказаться. Несмотря на то, что у нас ему хорошо и тепло. Меня это не расстроило, потому что у геростратов для нашего деда вряд-ли «Игольное ушко» приготовлено.

– Деда, – сказал я, – ты не смотри, что я маленький, мне что угодно рассказать можно. Дядя Вадим меня вообще «маленьким старичком» называет. Не обещаю, что пойму, но выслушаю обязательно.

– Точно доктором будешь, – усмехнулся дед, – Хороший ты человечек, Сережка. А Вадим, тот зря тебя ругает… и при этом хочет маме понравиться, лопушарий.

Дядя Вадим точно лопушарий. Но он меня не ругает, он просто не может по-другому.