Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [201]

Шрифт
Интервал

Изменения в теории собственности еще более важны. Для позитивизма завод — это техническая единица, в которой собственник занимается производством, в то время как предприятие — это экономическая единица, в рамках которой он осуществляет свою деловую политику. Институционализм превращает завод в социальную общность. Предприятие становится общественной организацией, а акционерное общество из ассоциации юридических лиц с собственностью становится Anstalt. Короче говоря, «собственность из субъективного права, принадлежащего юридическому лицу, превращается в институт», овеществленное социальное отношение. Договор не только исключается на практике, он теряет свою роль даже в юридической идеологии. Права и обязанности больше не связаны с волей юридически равных лиц, но связаны с объективными фактами. Статус человека в обществе становится решающим. Формула сэра Генри Мэна, что право развивается от закона к договору, была полностью перевернута.

Фундаментальные понятия юридического позитивизма обладали функциями утаивания. Понятие юридического лица, как мы видели, является социальной маской. Оно скрывает носителя, но оно его не устраняет, о нем еще можно догадываться. В период конкуренции не было необходимости, чтобы владелец собственности исчезал, так как он не осуществлял большой экономической или социальной власти как индивид. Только совокупность людей, система осуществляла власть над людьми. В монополистическом капитализме, с другой стороны, чрезмерная власть командования сконцентрирована в нескольких руках. Такое положение дел было бы быстро обнаружено, если бы маски были сняты.

Институционализм, теория права монополистического государства допускает, что маска правовой теории исчезает, но вместе с ней исчезает и ее носитель, владелец собственности. Институционалисты говорят не о собственнике, а об институте. Они говорят не о юридическом лице, но о заводе и предприятии. Государство как таковое также исчезает, так как в позитивизме это понятие скрывало тот факт, что на самом деле суверенитет, приписываемый государству, осуществляла социальная группа. Когда политическая власть сконцентрирована так сильно, как в фашистском государстве, становится желательным заменить понятие государства и его суверенитета общностью и ее вождем. Государство теперь характеризуется как Gestalt, как политический Gestalt немецкого народа.

Там, где монополистическая экономика существует при демократических формах правления, там прогрессивные элементы, особенно профсоюзы, могут принимать институциональную теорию как оправдание социальной реформы, поскольку она оказывается ближе к действительности, чем юридический позитивизм. Когда завод, предприятие, акционерное общество и монополия объявляются социальными институтами, то это способ выразить тот факт, что собственность уже не частный вопрос, а социально значимый институт. Приближение к действительности является тем не менее односторонним, поскольку есть опасность, что институт будет отделен от социального соотношения сил и станет непостижимым. Доктрины трудового права всех профсоюзов за пределами Советского Союза и национал-социалистической Германии развивались, отталкиваясь от институционалистских понятий. В Англии под влиянием теории Genossenschaß Гирке и консерваторы и фабианцы приняли институционалистскую теорию для построения нового отношения между государством и обществом. Во Франции она была в первую очередь принята неотомистами под влиянием папской энциклики Quadragesima Anno.

Отрыв института от социального отношения завершается при национал-социализме. Институционалистская тенденция к объединению, пишет ведущий немецкий теоретик, «характеризуется тем фактом, что разрушительные диалектические групповые формирования в теле народа — рабочий и предприниматель, арендодатель и арендатор, город и деревня — ассимилируются в синтетических, главным образом сословных [reichsstandische] объединениях. Юридическая структура, полученная из такого принципа конструирования, находит свое оправдание в том факте, что военные и профессиональные объединения — это выражение естественного строя народной жизни, при котором ряд законов, созданных профессиональными и сословными группами, оказывается оптимальным принципом добровольного и упорядоченного развития права».[882] Национал-социалисты избегают слова «институционализм» прежде всего, «чтобы сохранить дистанцию с неотомизмом».[883] Они предпочитают говорить о «юридическом порядке и структуре [или общности] мышления», или Sachgestaltungsdenken, то есть мышления, которое формируется потребностями конкретной ситуации. По крайней мере они молчаливо допускают тесную связь с монополистическим капитализмом.

Институционализм тем не менее не удерживает свою монополию в фашистском государстве. Элементы десизионизма сохраняются и приобретают огромную силу при замене рационального права политическим командованием. Институционализм никогда не может определить, какой институт в данной ситуации является «первоначальным», а какой просто создан для определенной цели. Он никогда не может определить, какая степень вмешательства и какая норма является адекватной в конкретной ситуации. Он не может, например, определить конкретную позицию товарищей по расе. Эти решения принимаются различными машинами, партией, армией, бюрократией и промышленностью, через своих лидеров.


Рекомендуем почитать
Заговор с целью предательства Америки

Дональд Трамп тщательно выстраивал свои отношения с российским правительством еще в 1980-х годах, во времена Советского Союза, контролируемого Коммунистической партией. Но для Трампа Россия всегда была культурным союзником. Трамп видел в ней нацию, состоящую из таких же людей, как он: они ненавидели геев, чёрных и всех остальных, за исключением измученных и преследуемых мужчин белой расы. В этой книге Малколм Нэнс, автор бестселлеров и известный эксперт по разведке, показывает, как именно Трамп и его ближайшее окружение координировали действия с российскими спецслужбами, общались с агентами ФСБ и в конечном итоге разработали стратегию совершения величайшего акта предательства в истории Соединенных Штатов - нарушение президентской присяги в обмен на власть и личное обогащение.


Заговор с целью взлома Америки

За последние десять лет Россия усовершенствовала методы "гибридной войны", используя киберактивы для атаки и нейтрализации политических оппонентов. Хакеры, работающие на правительство, взламывают компьютеры и телефоны, чтобы собрать разведданные, распространить эти разведданные (или ложные данные) через средства массовой информации, создать скандал и тем самым выбить оппонента или нацию из игры. Россия напала на Эстонию, Украину и западные страны, используя именно эти методы кибервойны. В какой-то момент Россия, видимо, решила применить эту тактику против Соединенных Штатов, и поэтому сама американская демократия была взломана.


XXI век и будущее России

Доменик Рикарди — известный канадский футуролог. В октябре 2000 г. он дал интервью, в котором поделился своим прогнозом-предсказанием о будущем России в 21 веке. На Западе его еще называют «квебекским Нострадамусом» — если верить журналистам, во время «Уотергейтского скандала», назвал точную дату отставки американского президента Никсона, предсказал разрушение Берлинской стены, распад Югославии и развал СССР. Читая прогнозы Доменика Рикарди, невольно приходишь к мысли, что его версия будущего — следуя его аргументам и выводам — намного реальнее, чем официальная ложь. В отличие от распространенного в интернете сокращенного текста этого интервью под названием «Доменик Рикарди: я Россию уже не вижу», здесь представлена полная версия.


Время перемен

Алексей Уразов – российский историк, политолог, специалист в области стратегических коммуникаций и связей с общественностью. Кандидат исторических наук, выпускник исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Автор ряда научных статей по истории международных отношений, внешней политике США и Великобритании на территории стран Большого Ближнего Востока как в годы холодной войны, так и в начале XXI века. В разные годы входил в группу авторов научно-прикладных исследований по проблемам внешней политики и конфликтологии.


Рождение неолиберальной политики

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷ Переход от полного доминирования идей государственного вмешательства в первой половине XX в. к неолиберальному консенсусу конца XX в. — один из ключевых, но недостаточно исследованных моментов современной истории. Д. Стедмен-Джоунз анализирует, каким образом в 1940–1980-е годы в Великобритании и США неолиберальные идеи — об индивидуальной свободе, свободных рынках и дерегулировании — трансформировались в электорально успешные политические программы. Пытаясь ответить на вопрос, почему, столкнувшись с глубоким экономическим кризисом 1970-х годов, политики и чиновники обратились именно к неолиберальным идеям, автор рисует трёхмерную картину, сочетающую (а) интеллектуальную историю зарождения, развития и распространения неолиберальных идей в 1940–1970-е годы, (б) экономическую историю от послевоенного бума до стагфляции 1970-х годов и (в) эволюцию партийной политики в США и Великобритании в этот период.


Планомерное разрешение противоречий развития социализма как первой фазы коммунизма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.