Рублеву не хотелось показывать спектакль до приезда Василия Ивановича, его готовили в подарок дорогому гостю. Но после некоторого колебания он согласился.
В зрительном зале был погашен свет. Со сцены объявили:
— Тише, граждане! Ввиду задержки товарища Чапаева начинаем пьесу «Освобожденные рабы».
Задевая колечками за шершавую веревку, медленно раздвинулся занавес.
Народ жадно, безотрывно смотрел на сцену. За большим столом, уставленным тарелками и вазами, сидел толстый барин в клетчатом жилете и черном галстуке.
— Дунька! Еще курочку подай! — басовито закричал он, стуча по тарелке вилкой. — Да соусов побольше подлей. С ними очень вкусно.
Началось второе действие, когда приехал Чапаев. Сбросив в сани тулуп, он вбежал в коридор и, приглядываясь в полутьме, тихо подошел к раскрытой в зрительный зал двери.
На сцене понуро стояли мужики в рваных зипунах, а перед ними расхаживал, прихрамывая, барин и грозил:
— Барской земли захотели… Я вам покажу сейчас!.. Староста! Выпороть бунтовщиков!
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — вытянулся в почтении красноносый староста.
Чапаев топнул ногой и крупными шагами направился по коридору за кулисы. Возбужденный, в расстегнутой бекеше, вошел он на сцену. Выбросив вперед руку, он закричал наряженным под мужиков артистам:
— Что же вы смотрите? Их двое, а вас пятеро! Вяжите их, пауков!
На минуту артисты в недоумении и замешательстве уставились на Василия Ивановича, но решительный, грозный вид его заставил их прийти в себя. Они кинулись на барина и старосту и под общий смех публики утащили их за кулисы.
На полу осталась подушка, выпавшая из-под сюртука растрепанного «барина». Шагнув через нее, Чапаев подошел к краю помоста.
В зрительном зале захлопали в ладоши, закричали «ура».
Василий Иванович снял с головы папаху. В наступившем молчании сказал:
— Вы меня, товарищи, извините и за опоздание и за то, что спектакль прервал. Николаевку проезжал, мужики упросили речь им сказать. Пришлось выступить. А от вас в Пугачев должен спешить.
В зале опять захлопали в ладоши.
— Когда кончится война? — разрезая кулаком воздух, заговорил Чапаев. — Война кончится, граждане, тогда, когда вы все сообща поможите Красной Армии осилить кровожадных вампиров капитала, по-другому говоря — белопогонников и иностранных захватчиков. А когда мы отстоим нашу советскую власть, то жизнь построим такую… старики в пляс пустятся!
После речи Чапаева уговорили остаться смотреть спектакль. Он был повторен сначала. В третьем, последнем действии восставшие крестьяне с вилами и топорами пришли в усадьбу. Перепуганный барин спрятался под стол. Василий Иванович приподнялся с лавки и весело закричал:
— Тащите его за ноги, толстопузого!
По окончании спектакля Чапаев поблагодарил исполнителей за постановку.
— Хорошо играете, как настоящие актеры! — говорил Василий Иванович, пожимая артистам руки. — А Рублев, Рублев, ишь как набаловался, артист!
И Василий Иванович смеялся до слез, похлопывая улыбающегося Алексея Дмитриевича по плечу.
Рассвело давно, но на улице было пасмурно от низко нависших над землей туч.
В кухонное окно сочился слабый свет. В печке горели, шипя и чадя, дрова.
Наталья Власовна разрезала большую золотисто-оранжевую тыкву. Из влажной, рыхлой мякоти она вынимала белые скользкие семена и бросала их на сковородку.
На полу ползала белокурая девочка, катая по сучковатым половицам уродливую картофелину. Четырехлетний мальчик сидел верхом на опрокинутой табуретке и хлестал ее поясом.
— Но, но, Карий! — покрикивал он. — Заленился, леший!
Отворилась дверь, и с клубами пара в избу вошли председатель сельсовета Терехин и молодой военный.
— Здравствуй, Наталья Власовна! — певуче проговорил Терехин, обирая с бороды сосульки.
Хозяйка засуетилась, стала приглашать гостей в горницу.
— Мы по делу, — сказал председатель. — Квартиранта к тебе хотим поставить… переночевать.
Наталья Власовна вытерла о передник мокрые руки, отворила в горницу дверь:
— Проходите. У меня тут чисто, порядок.
Парень в нагольном полушубке внимательно оглядел горницу и отозвался о ней одобрительно.
— Ну, Власовна, мы за квартирантом пойдем. Так, товарищ Исаев? — спросил военного Терехин.
Тот кивнул головой и обратился к женщине:
— Мы, хозяюшка, заплатим, будь спокойна.
— А кто он такой, жилец-то ваш?
— Чапаев. Слышала, поди?
Хозяйка ахнула:
— Неужто сам Чапаев? Ему, может, у меня плохо покажется, не понравится. Он человек большой…
— Понравится, мать, — улыбнулся Исаев, надевая на примятые волосы кубанку.
Как только Исаев и Терехин ушли, хозяйка начала убирать в доме. Никогда еще, казалось, Наталья Власовна не старалась так усердно: влажной тряпицей протерла стол, подоконники, двери, вымыла в горнице полы, расставила табуретки. Наталье Власовне хотелось, чтобы Чапаеву у нее понравилось.
Детей она посадила на печку. Дала им по кусочку тыквы и приказала:
— Сидите у меня смирно!
Во дворе зазвенел колокольчик, заржали лошади, и Наталья Власовна с непокрытой головой кинулась встречать гостя.
Из саней вылез Василий Иванович. Черная бекеша на нем была туго затянута ремнями, на красном донышке папахи поблескивали звездочки снега.
