Бедный мой Бернардье - [14]

— Не знаю. Может, Генеральный государственный компьютер. Может, синтетический диктатор Лорда-констебля. Или сам Верховный Порядок. Не знаю и знать не желаю. Просто — Он!

— А если Он ошибается? Если все должно быть совсем не так?

— Вот это уж не мое дело, Бернардье. Меня поставили блюсти порядок, а не рассуждать. И точка. Терпеть не могу заумных дискуссий и философов.

Бернардье шагает из конца в конец камеры и вслух размышляет:

— Он. Тот, кого мы не знаем. И не понимаем. Но мы должны следовать Его воле. Потому что это Он! Он превыше всего — превыше долга, радости, искусства. А ведь никто Его и в глаза не видел. Господи, какой же я смешной: может быть, Его вообще не существует! Но это не имеет значения. Куда важнее, что Он требует, навязывает свою волю, правит…

— Довольно об этом, Бернардье. Вы будете продолжать спектакль? — спрашивает полковник.

— Зачем? Покушаться на порядок — не в наших правилах, господин полковник.

— Ну вот, надулся, как маленький. В вашем распоряжении последние часы. С минуту на минуту явятся инженеры из «Юнайтед роботс», чтобы стереть память в твоих артистах. Таково решение Лорда-констебля.

— Я заявляю решительный протест, это произвол! Роботы — моя личная собственность!

— Получишь компенсацию, Бернардье.

— Это беззаконие!

— Отнюдь, милостивый государь, это и есть Порядок. Да и что есть закон? Закон — это Лорд-констебль. Так что заканчивай представление. Я могу остаться?

— Да, господин полковник.

— Дай только слово, что никому… ни слова о том, что я остался… Что смотрел спектакль…

— Обещаю, господин полковник.

Резкие порывы ветра доносят до меня все оттенки зловония, швыряют к ногам полиэтиленовые мешочки, обрывки бумаги, синтетические галстуки и воротнички. На что только не натыкаешься на терриконах этой огромной свалки — на разбитые унитазы, шелковые перчатки, рваные журналы мод, магнитофонные ленты, драные ботинки, птичий пух, бутылки, резиновые клизмы. Здесь представлено практически всё, что современный человек покупает для того, чтобы выбросить.

Отношения человека с мусором всегда казались мне странными: они напоминают любовные. В магазинах огромные толпы покупателей с боем расхватывают любой вздор, выброшенный на прилавки, а всего неделю спустя эти вещи уже поступают ко мне — Генеральному мусорщику Дарлингтона. Если прижаться ухом к земле, можно уловить равномерный рокот. Это не пульс планеты, не какие-нибудь генераторы или энергетические коллекторы, а вены двадцать второго века — мусоропроводы.

Вначале человек заглатывает.

Чтобы иметь, что заглатывать — он тратит миллионы. Расплачивается кровными грошами за наслаждение иметь. Но жизнь вещей коротка: их нарочно делают так, чтобы как можно скорее они оказывались в утробе домашнего утилизатора первичной обработки. Оттуда они попадут в городскую «печень» (там из массы удаляются токсины), затем направляются в толстые или тонкие кишки, уже упомянутые мусоропроводы, а в заключение мощные пульсаторы проталкивают их через анус Дарлингтона. Тут и поджидаю их я.

Генеральный мусорщик города.

Мусорщиков много, любая скотина может стать мусорщиком, но Генеральный мусорщик один.

Тут и соответствующее образование требуется, и определенные заслуги.

Смотри-ка, какой ботинок! У него толстая подошва, хотя у парного к нему — тонкая. Господин бывший владелец или косолапил, или одна нога у него была короче другой. На что только не способна человеческая изобретательность! Одинаковые ботинки с подошвами разной толщины.

Мое дело — сортировать утиль. В одну кучу бумагу, в другую эбонит, в третью — полихлорвинил и так далее.

Попробуй тут без образования. Что правда, то правда: с моим образованием я мог бы стать даже экономом, правда, не генеральным. А теперь? Куда ни глянешь, перед тобой расстилаются огромные пространства всяческой мерзости, аж дух захватывает. Такие масштабы поневоле вызывают восторг! Смотришь, смотришь и никак не насмотришься, какая-то сладость по жилам разливается, словно раз и навсегда убедился: вся планета — сплошная необъятная свалка!

И можно ли не дрогнуть от восхищения при мысли о том, что все это дело рук человеческих!

Я, Генеральный, — что-то вроде надзирателя. Восемнадцать роботов служат под моим началом рядовыми мусорщиками. На послушание пожаловаться не могу: слушаться они слушаются. Глуповатые ребята, да что поделаешь… Вчера приходит один ко мне, приносит какой-то камешек. Что это, мол, такое, господин Генеральный? Смотрю: черный, пористый, без запаха.

Я сразу догадался. Слушай, говорю, робот-недотепа, это же метеорит. Видишь эти мелкие частицы?

Они называются хондры, вокруг них расположен оливин, ортопироксен, камасит и тенит.

Мусорщик так и и вылупился: «Откуда вы так много знаете, господин Генеральный?». Эх, примись я рассказывать…

Признаться, иногда ребята и меня в тупик ставят.

Раз принесли что-то вроде трубы, но деревянное и с дырками.

Если дуть в один конец, получится звук, вот провалиться мне на этом месте. А когда зажимаешь дырки, звук меняет высоту, трубка поет то тонким, то басовитым голосом.

Странная штука! Я знаю — они под запретом. Кто-то обзавелся ею тайком, может, упаси бог, даже играл на ней. А потом, когда стали над ним сгущаться тучи подозрений, бросил в домашний утилизатор. Свалил таким образом ответственность с больной задницы на здоровую — на мою, значит. А с чего это за него я отвечать должен?! Говорю своему роботу: «Ты ничего такого не видал и даже ни о чем таком не слыхал, усек?». И сжег трубку. Не хватало еще из-за какой-то там деревяшки с работы загреметь.