Беда - [96]

Николай тихо стал снимать с плеча ружье, и в это время над ним бесшумно пролетел второй ворон, с болтавшейся на одной ноге петлей. Оказавшись над человеком, ворон испуганно метнулся было в сторону, но человек вмиг поймал его на мушку и выстрелил. Ворон, шумно хлопая уцелевшим крылом, плюхнулся посреди полянки и тотчас запрыгал в сторону. Тогойкин сбросил рюкзак, сорвал с ног лыжи и, подбежав, прикончил его ударом ноги.

Тут Николай увидел бегущих к нему девушек. Он быстренько отвязал от ноги ворона петлю, и сунув ее в карман, побежал им навстречу.

От волнения, от растерянности они молча топтались друг против друга.

— Калмыков? — резко выдохнул он наконец.

— Жив, еще жив… — прошептала Катя, не сводя с Николая неподвижного взгляда. — А ты?

— Хорошо, я хорошо! — проговорил он скороговоркой и помчался за рюкзаком и лыжами, а сзади послышался сердитый окрик Даши:

— А ты бы сначала показался людям!

Тогойкин повернулся и побежал к самолету.

— Здравствуйте! — громко сказал он, вбежав в самолет с ружьем в руке, но, взглянув в сторону тяжело дышавшего Калмыкова, уже потише добавил: — Погодите, я сейчас… — Он выскочил наружу и побежал мимо что-то кричавших ему девушек.

Возвращаясь к самолету с рюкзаком и лыжами, он с удивлением заметил, что все время не выпускал из рук ружье. Сейчас он оставил и ружье и лыжи и вошел в самолет только с рюкзаком.

— Дошел я до колхоза… — сказал он и вытянул за хвост взлохмаченного глухаря. — А может, сначала сварить его?

— А может, ты сначала расскажешь! — раздался негодующий голос Даши. Она стояла, склонившись над спавшим Губиным, и тормошила его: — Вставай, Вася, вставай, Тогойкин пришел.

Вася проворно уселся, молча поглядел на Тогойкина и, пробормотав что-то невнятное, снова завалился.

Даша кинулась к нему, чтобы растолкать его, но схватилась за рукав Николая:

— Ну, давай, рассказывай!

— Дошел, значит, до колхоза… — тиская в руках глухаря, неуверенно заговорил Тогойкин. — Шел и шел все на восток. Целый день… Около полуночи пришел, значит, к одному дому. Старик там живет… нет, целая семья! Старик отвез меня в колхоз, в поселок. На старом коне повез, зовут его Басыкый…

— Ну, а дальше?

— Что дальше, Семен Ильич?

— Ну, приехали в поселок, а потом?

— Они уже знали, что мы приехали, — им сообщил мальчик.

— Какой мальчик? — поинтересовался Иванов.

— Да там один… Наверно, школьник…

— Короче говоря, сюда-то приедут? — с явным раздражением спросил Александр Попов.

— Пошли собирать оленей. А в райком… — Вспомнив, что в райком отправился Егор Джергеев, Тогойкин осекся. — Как только они соберут оленей, сразу же выйдут к нам… Погодите, я лучше сварю вот это. — Держа в одной руке бак, а в другой глухаря, Тогойкин устремился наружу.

— Он совсем с ума спятил! — злобно прошипел Фокин. — Никого он не встретил. Вот сожрет свою птицу и исчезнет…

— Перестаньте! — строго сказал Иванов и страдальчески сморщился. — Как вам не надоест, Эдуард Леонтьевич?

— Не Эдуард Леонтьевич, а капитан, товарищ капитан!

— Ну, пусть капитан, — голос Иванова смягчился. — Самое нужное он уже сказал. Нашел людей и еще глухаря притащил.

Фокин отвернулся и, посапывая, заворчал что-то себе под нос.

IV

Тогойкин вытащил из-под снега остатки топлива, раздул костер и, поставив на огонь бак, набитый снегом, принялся щипать глухаря, пуская по ветру черные перья. Глухаря он разделал быстро, бросил его в бак, а сам присел на корточки у костра и, заслонив рукою лицо от огня, стал размышлять.

Встреча его с друзьями получилась какая-то странная. Сухо они его встретили, даже вроде и не обрадовались. Неужели они сердятся? Может быть, они считают, что он долго пропадал? Это он сам виноват, потому что говорить не умеет. Получилось так, будто дом старика где-то совсем близко и дойти до него ничего не стоило… А что же, он должен был говорить, как ему было трудно? Зачем же хвастать перед этими измученными людьми?.. И все-таки они встретили его холодно…

Николай улыбнулся, увидев идущих к нему девушек. Он сейчас все, все расскажет им и у них обо всем спросит.

— Как звать-то, говоришь, коня, на котором ты ехал в поселок? — спросила Даша.

— Коня? Басыкый! — с готовностью ответил Тогойкин. — А жеребчик Барылан…

— Басыкый, Барылан… — серьезным тоном повторила Даша, как бы стараясь запомнить клички лошадей. — А телят как?

Тогойкину этот вопрос не понравился, и, помолчав, он нехотя ответил:

— Не знаю… Не интересовался, товарищ Сенькина!

— Старый конь — Басыкый, молодой жеребец — Барылан… Выходит, жеребята — барыланчики… А люди, видно, там без имен? Хотя бы председатель колхоза или секретарь парторганизации!.. У колхоза нет, что ли, названия? Какой это колхоз? Где он? Когда за нами приедут? Сколько народу приедет? — Не обращая внимания на то, что Катя дергала ее за руку, Даша спрашивала все требовательнее.

«Почему она так? Смеется надо мной, что ли? Как это люди без имен? — недоумевая, размышлял про себя Тогойкин. — Например, старик Иван Титов, охотник Прокопий, председатель Тимофей Иванович, Акулина Николаевна, дети…»

Когда костер разгорелся слишком буйно и он потянулся пошуровать немного огонь, то с удивлением заметил, что девушки, тихо покачиваясь, поднялись на воздух и стали бесшумно отдаляться от него. Он собрал все силы, чтобы встать. А когда опомнился, девушки осторожно поддерживали его под руки и стояли они уже возле самолета. Он резко вскинул голову.