Беда - [93]
Через какое-то время он перестал думать о медведе.
Лес был настороженно тих, словно прислушивался к чему-то. Изредка попадались на глаза красногрудые клесты, ковыряющие своими кривыми клювами шишки, чтобы извлечь оттуда семена. Или прыгали по краю какой-нибудь поляны серенькие воробышки, дергая и встряхивая будылья сухих длинных трав. Кое-где на вершинах сухих лиственниц сидели совы, пугливо вертя круглыми головами. Временами из зарослей ерниковых кустов взлетали врассыпную стаи белых куропаток. Из-под ног выскакивал вдруг белоснежный заяц, но тотчас улепетывал легкими прыжками.
А куда же девались все звери и птицы, те, что за одну только ночь оставили на снегу столько следов? Неужели все они незаметно ходят рядом или, слившись со снегом, лежат где-то поблизости, следя за ним зоркими глазками, чутко прислушиваясь, навострив ушки?
Узкая низина еще не успела показаться, а впереди уже вытянулась одинокая сухая лиственница, стоящая на высоком холме. Он вышел прямо к дереву и улыбнулся, вспомнив, как вчера был раздосадован тем, что не рассчитал и оказался чуть в сторонке от него. За холмом тянулась узкая полоса леса. Пройдя примерно до середины, он зашагал по своей вчерашней лыжне, и в скором времени перед ним сверкнула яркой белизной гора Крутая.
Последние лучи заходящего солнца осветили подножие горы. След его вчерашнего спуска был четко прочерчен сверху вниз, прерываясь на глубокой впадине посреди горы. Как стремительно проскользнул он по дну впадины и взлетел на ее край…
Когда смотришь снизу, понимаешь, что гора и в самом деле до жути крутая.
А что, если и сейчас «елочкой» взобраться на нее и сигануть вниз с другой стороны? Ведь с той стороны она менее крутая. Нет, это уже будет смахивать на похвальбу перед стариком Титовым. Да и много времени уйдет впустую.
Тогойкин обошел гору. Тем временем солнце закатилось за деревья. Начало смеркаться. Огромный лес за горой сурово нахмурился, помрачнел, словно решив никого не впускать в себя. Тот, кто прежде не бывал в этом лесу, мог бы, пожалуй, сробеть. А Николай так и шел по своей лыжне, все более углубляясь в потемневшую чащу. Временами в молочных сумерках лыжня терялась. Тогда Тогойкину приходилось ориентироваться по черневшим ветвям и сучьям, с которых он вчера стряхивал снег.
Казалось, что с наступлением темноты лес оживился. Бесшумно облетая лесные закоулки, филины то приближались совсем близко, то отлетали, издавая странный громкий крик: «У-у-гу!» Потом дико хохотали. Это они выгоняли из чащи на поляны зайцев и накидывались на них. С посвистыванием, шумно перебегали вверх-вниз, вверх-вниз по деревьям шустрые белки. Потрескивая сучками и шурша сухими былинками, убегали зайцы. Задевая мерзлые веточки деревьев и стебельки сухих трав, сопя и пофыркивая, затевали то ли дружественную возню, то ли смертельную драку какие-то невидимые маленькие зверьки. Где-то далеко, переходя с места на место, жутко выла волчья стая.
Так прошел десятый день.
I
Временами Тогойкин забывал, что один пробирается по зимней ночной тайге.
Самые разные мысли теснились у него в голове, вспоминались самые разные случаи из собственной жизни и жизни друзей, самые разные истории, где-то вычитанные или услышанные, всплывали в памяти.
На высоком берегу реки, на окраине поселка, жили две семьи Ивановых. Жили совсем рядом, бок о бок. Старики когда-то в молодости воевали в одном красном партизанском отряде. Один из них был очень крупным мужчиной, другой, наоборот, весьма мал и тщедушен. Одного прозвали Большой Иванов, второго — Малый Иванов. Неизвестно, с каких времен и по какой причине началась между ними вражда. Большой пугал своего соседа недюжинной силой, но при этом боялся острого на язык Малого. Правда, подолгу они не ругались, так, порычат друг на друга и расходятся.
И у того и у другого было по взрослому сыну. Парни дружили с самого детства.
Однажды ранним осенним утром, когда сыновья, по обыкновению, вместе ушли на работу, старики остались ругаться у забора, разделявшего их дворы. В короткой привычной схватке Большой Иванов грозился избить соседа до полусмерти, а Малый Иванов обещал засудить Большого. Затем они сошли вниз, к реке, заготовлять лед. Хотя им обоим было отлично известно, что легче рубить и вытаскивать льдины вдвоем, они, как непримиримые враги, стали работать врозь.
И случилось так, что Малый поскользнулся и упал в воду. Большой прибежал на помощь, но тоже поскользнулся и сам угодил в прорубь. И все же ему удалось выкинуть Малого на лед. Теперь уже Малый начал тащить из воды Большого, но силенок у него не хватало, он то и дело соскальзывал в воду, а Большой выталкивал его обратно на лед. Когда они оба, выбившись из сил, подняли крик, из поселка прибежали люди и спасли их. Стариков положили в больницу. Большой умер. Малый выжил. Каждое утро он подходил к их общему забору, где они всегда ругались, и горько плакал по соседу.
Как часто ссора начинается с какого-нибудь ничтожного повода, а потом, разжигаясь словесными перепалками и упрямым стремлением переговорить «противника», перерастает во вражду. А если бы при этих ерундовых недоразумениях люди попытались мирно объясниться, то дело бы не доходило до вражды, — ведь обе стороны поняли бы, что на ерунду не стоило тратить нервы и время.
