Беда - [92]

Остужая перегревшуюся кромку кружки комком снега, он прихлебывал чай, с хрустом откусывая мерзлое мясо.

Ни с чем не сравнима прелесть тонкого аромата свежести оттаявшего снега, смешанного с горьковатым запахом дыма. Вытягиваются и приседают острые языки пламени. Опоясав в два ряда дерево, они ведут веселый хоровод. Иней на березках от близости огня подтаивает и переливается разными красками.

Человек, завороженный этой красотой, может, кажется, сидеть так до бесконечности.

Тогойкин внезапно вскочил на ноги и заторопился в путь.

Острые языки пламени склонились в его сторону, будто просились взять их с собой. Дым костра вытянулся столбом и долго глядел сверху, выискивая между деревьями своего повелителя.

Неизвестно, сколько времени он шел, сколько равнин, впадин, перелесков, таежных промоин он миновал, но вдруг откуда-то вынырнули и застыли перед ним две серые лошади. Присмотревшись, он понял, что это не лошади, а лоси. Широко расставив свои длинные, тонкие ноги, высоко задрав гордую, с ветвистыми рогами голову, впереди стоял красавец самец и не спускал с него изумленно выпученных глаз. Лосиха с тревожным стоном завертелась на месте. Тогойкин сорвал с плеча ружье. И в тот же миг между лосями появился, словно из-под земли вырос, их остроухий детеныш. Тогойкин опустил ружье. А лосенок с детской беззаботностью, широко раскидывая тонкие ноги, пробежал дальше. Его бедная мать так и топталась на месте и, уже ничего не видя вокруг, провожала его взглядом. Как только лосенок скрылся в густых зарослях тальника, мать гулко выдохнула воздух из самой глубины своей груди и пустилась бежать…

Только когда Тогойкин повесил ружье себе на плечо и насмешливо крикнул: «Ну, что же ты!» — огромный лось быстрой тенью нырнул в глубокий овраг, перед которым он стоял, и тотчас же вынырнул на его другой стороне в густом вихре взвитого им снега и пара от собственного дыхания. Замелькали раскидистые рога и торчащая щетина высокого загривка.

Довольный тем, что не нажал на податливый спусковой крючок, Тогойкин пошел дальше.

Вскоре Николай оказался посреди огромного массива крупных лиственниц, в том самом месте, где он вчера подобрал заячьи лапки, спрятанные лисой про запас. Лиса приходила сегодня на рассвете, раскапывала снег, посидела в разных местах, стараясь вспомнить место, куда она закопала свой завтрак, но ушла ни с чем. И, то ли преследуя ее, то ли случайно, по ее следу пробежала кровожадная рысь.

Когда лучи солнца, склонившегося уже к западу, осветили и опоясали стволы лиственниц, Тогойкин подошел к широкому болоту, где волки вчера пытались подползти к косулям. В его мечтах на этом самом месте в будущем должен был вырасти прекрасный город, окруженный садами. А косули и сегодня проскакали по болоту, видимо спасаясь от волков.

Много времени прошло, пока он добрался до большого лесного массива. Из самой гущи его взметнулись кверху острые верхушки высоких елей, выросших островком. Под каждой елью вырисовывался оголенный кружок земли. Это оттого, что весь зимний снег осел на ветвях. Попади лыжами на такую плешину — непременно сломаешь. А вчера он их даже не заметил, но, к счастью, благополучно обошел.

Начиная с ельника, тайга постепенно, едва заметно сползала вниз, а затем где-то на горизонте довольно решительно взбиралась вверх.

Какое множество больших и малых лесов, перелесков, низин, покрытых кустарником, широких и узких болот, кочкарников прошел он вчера! И вроде бы не так уж много разгуливает тут разных птиц и зверей. Попадались мелкие следы, похожие на легкие и быстрые строки письма веселого молодого человека. Были и такие, что широко раскидывали свои ноги, оставляя на большом расстоянии один след от другого. Некоторые шагали вразвалочку на коротких и толстеньких ножках, словно вдавливали в снег березовые листья. А другие перед взлетом оставляли на снегу следы расправленных крыльев.

За ночь, казалось, все звери, начиная от крошечной бурой землеройки до громадного сохатого, а птицы — от маленькой снежной чечетки до черного глухаря, все сошлись с дальних уголков бескрайней тайги, чтобы поглазеть на следы его лыж. Правда, одни, увидев эти следы, в великом страхе давали стрекача, зато других неодолимое любопытство заставляло долго идти рядом с лыжней.

Тогойкин пересек узкую низину, заросшую кустарником, поднялся вверх, к сосновому бору, прошел его и, уже спускаясь к глубокому оврагу, заметил в сторонке одинокую старую сосну, склонившуюся над обрывом. Под ней возвышался большой бугор закуржавевшего инея. Николай подошел, слегка ударил палкой по бугру, и бугор рассыпался. Под ним оказался туго закатанный сверток из сухой осоки вперемежку со мхом, плотно втиснутый под наклонную сосну. Из конца свертка тихо вился теплый парок, издавая тяжелый запах неопрятного жилья. Когда Тогойкин разглядел на песке перед комом сена следы широкой босой человеческой подошвы, он сразу отпрянул.

Медвежья берлога…

Держа ружье наготове, чтобы успеть выстрелить, если медведь, выбив пробку своей берлоги, выскочит и погонится за ним, Николай свернул на свой след и двинулся дальше. Говорят, что косолапый просыпается весьма неохотно, а проснувшись, бывает вначале вял и неуклюж. Но чем черт не шутит…