Беда - [90]

Малыш на руках Николая чему-то радовался, гулил и хватал его за подбородок. И старшие братья вдруг сразу подобрели и прижались к Николаю с обеих сторон, задрав кверху мордочки. Шутка ли сказать — человек приехал к ним с поручением от любимого деда!

— А когда он вернется? — спросил Миша.

— Послезавтра.

— А отец когда? — спросил Вася.

— Вместе с дедом.

— А дядя тоже?

— У дяди нет ноги! Ходить по лесу он не может, — прервал братишку Вася.

Со двора вошла Акулина, держа под мышкой мешок, и положила его на нары у двери.

— Это возьмешь с собой… Пострел мой уже проснулся? — Она подошла к пылающей печи, погрела у огня руки и взяла ребенка.

Тогойкин поднялся, раскрыл мешок и, заглянув в него, так и застыл, взволнованный и смущенный.

— У нас больше нет… А что же ты не пьешь чай?..

Два раза пыталась Акулина заговорить о продуктах и оба раза переводила разговор на другое. Она тоже была смущена тем, что посылает так мало.

— Я ведь в поселке взял знаешь сколько…

— Будто…

Наступило неловкое молчание. Николай отхлебывал остывший чай. Акулина прошла с ребенком за занавеску.

Напрасно он ей сказал, что Прокопий велел… И все по глупости. А теперь, если он ничего не возьмет, она обидится. Как быть?

Тогойкин выскочил во двор, выхватил из саней рюкзак, принес его и развязал.

— Смотрите, сколько я им несу!

Все встали вокруг, заглядывая в рюкзак.

— Правда, — прошептала Акулина, прижимая ребенка.

— А это моего дяди, — сказал кто-то из мальчиков, дергая рюкзак за лямку.

Тогойкин вытащил из мешка два кружка мороженого молока и трех карасей.

— Молоко и рыбу я, конечно, возьму. Теплое молоко отлично поддержит моих друзей… И горячая уха… Нам бы еще, Акулина Николаевна, коробок спичек, две-три заварки чаю и какой-нибудь ножичек… Да, и хоть бы одну газету…

Акулина уложила ребенка. И вдруг, неожиданно повеселев, стала на редкость ловкой и проворной, словно летний горностай. Она что-то быстро заворачивала, складывала, завязывала. Порывшись в небольшом ящичке, она принесла потертый кожаный патронташ, набитый патронами, и несколько номеров газеты «Кыым».

— У нас только якутские газеты. Ведь не все там понимают…

— А мы переведем! — Тогойкин сунул сложенные газеты в карман рюкзака и, быстро одевшись, опоясался патронташем.

— Муки возьми. Мы охотники, нам муку дают.

— Хватит. Да я и не смогу так много донести. — Николай подхватил рюкзак, закинул ружье за плечо и вышел из дома.

У самых дверей стояли прислоненные к стене его старые лыжи. Николай посмотрел на них, взял в руки, смахнул иней. У одной лыжи по самой середине отклеился наружный слой, на изгибе была глубокая трещина, а обе кромки обломались в нескольких местах. А вторая хоть и была поновее — ведь на ней он прошел не весь путь, — тоже заершилась и пошла трещинами по краям.

Он молча разглядывал и ощупывал лыжи, испытывая при этом чувство жалости и тоски, как при расставании с близким человеком. Тут появились в дверях мальчики и Акулина.

— Мой говорил: «Одна лыжа кое-как довела его до нас», — сказала молодая женщина, чтобы утешить парня, сразу почувствовав, что ему обидно бросать лыжи. Оно и понятно. Добрую они ему сослужили службу.

Тогойкин вздохнул, осторожно прислонил лыжи к стене, подошел к саням и взял лыжи Прокопия.

— Ну, большое спасибо вам…

— Погоди! Сынок, Вася, проводи дядю до старой юрты.

— И я, и я!..

Миша навалился животом на край саней и, перекатившись в них, первым уселся. А старый пес оглянулся и пустился во всю прыть по дороге вперед. Тогойкин положил лыжи обратно в сани и, держа одной рукой вожжи, протянул вторую Акулине.

— Ну, прощайте, и еще раз спасибо…

— Счастливого тебе пути, милый… — Акулина держала его руку в своих теплых ладонях и глядела ему в лицо заботливым, материнским взглядом. Именно материнским, оберегающим от всех бед.

Тогойкин, стараясь скрыть волнение, тихо отодвинулся и развернул коня.

— И вам всего хорошего…

Доехав до края долины, он хотел оглянуться, но, боясь разволноваться еще больше, не оборачиваясь въехал в лес.

За лесом по обе стороны дороги паслись лошади. Когда сани Тогойкина проезжали мимо табуна, Барылан изумленно поднял голову, резко откинул густую гриву и совсем по-весеннему вольготно и раскатисто заржал. Басыкый только фыркнул в ответ и промчался мимо.

От тракта бежала узенькая дорожка к старой юрте. Там она резко сворачивала к югу и упиралась в лес. Доехав до юрты, Тогойкин соскочил с саней, развернул коня, обнял обоих мальчишек и торопливо проговорил:

— Ну, друзья, живо домой, к маме!..

У мальчишек и так уже подозрительно поблескивали глазки, поэтому нельзя было разводить нежности. Это бы их окончательно расстроило.

Тогойкин оглянулся только после того, как старательно приладил лыжи. Сани уже выехали на большую дорогу. Мальчишки пустили своего Басыкыя рысью. Старый пес промчался мимо него вдогонку за своими хозяевами.

Николай осмотрел патронташ. Слева направо были заложены в ряд шесть патронов с самодельными пулями, потом шли патроны с дробовыми зарядами. На поясе у самой пряжки висел короткий нож. Видно, этот «неважный охотник», как называл Прокопия его отец, все так продумал, чтобы можно было в любой миг выдернуть нужный патрон или же нож, — словом, что понадобится.