Беда - [62]

Даша отошла к Кате, но продолжала метать на Тогойкина негодующие взгляды.

Николай растерянно усмехнулся. Сказать что-нибудь он не решался, а засмеяться — тем более.

После этой вспышки все немного успокоились и повели довольно бессвязный разговор, в результате которого было все-таки решено: Тогойкин два дня идет прямо на восток. Если он за это время не встретит человека и не наткнется на дорогу, то должен вернуться. Берет с собой — целый перочинный нож, кружку, набитую маслом, кусок сахару и немного соли, ну, и сухари, что уже зашиты в карманах.

Как только закончился этот трудный разговор, все оживились. Кто-то попросил Катю почитать что-нибудь, но Иванов решительно сказал:

— Надо спать!

Тогойкин лег с тайным намерением встать утром пораньше и незаметно уйти. Он боялся прощания.

У этого парня было одно хорошее свойство. Если ему предстояло рано встать, он засыпал Тотчас, как ложился. А ведь многие в таких случаях не могут заснуть от одного сознания, что не сумеют выспаться.

Николай Тогойкин прижался спиной к спине Васи Губина, закрыл лицо свитером, приятно пахнувшим травами и снегом, и крепко заснул.

Так прошел восьмой день.

I

Он пробудился, когда чуть забрезжил рассвет. Еще горели жирники. Неслышно, точно тени, передвигались девушки. Коловоротова и Губина уже не было. Тогойкин быстро вскочил, но оказалось, что он без валенок, а на ноги у него намотаны какие-то тряпки.

— Доброе утро, Коля! — приветствовал его Иванов.

— Как спалось? — прогудел Попов.

— Доброе утро! Спалось хорошо! — Тогойкин сидел, явно сконфуженный, и оглядывался по сторонам: «Видно, до того хорошо спалось, — думал он, — что даже не заметил, как с меня стянули валенки».

— Коля, ты наденешь вот это, — Катя протянула ему унты Коловоротова.

Тогойкин твердо решил наотрез отказаться от унтов и потребовать свои собственные валенки. Он упрямо глядел на Катю. А та держала в одной руке унты, в другой меховые чулки и тихо упрашивала:

— Возьми, Коля, пожалуйста, возьми. Они такие мягкие и легкие такие.

Тогойкин кинул взгляд в сторону Даши и увидел, что та в полной боевой готовности. Если он вздумает отказаться от унтов, Даша такой шум поднимет, что не обрадуешься.

Мягкие уговоры Кати и готовность к нападению Даши, видно, доконали его, и он сердито схватил унты, продолжая считать все это сущим вздором. Ладно, он сейчас выйдет и строго скажет старику: «Дайте мне мои валенки и берите свои унты». Он, Николай Тогойкин, не такой человек, чтобы разувать безногого старика.

Когда он вышел, над ярко пылавшим пламенем костра поднимался пар от кипящего бака. Старик и Вася хлопотали тут же, над чем-то склонившись. По звездам, густо усыпавшим небо, похоже, не было и пяти часов утра. Погода обещала быть ясной.

— Доброе утро, брат! Мы с Семеном Ильичом…

— Здравствуйте! — кивнул головой Тогойкин, приглядываясь к старику, сидящему в его валенках.

— Встал, Коля?

— Встал, — довольно неприветливо буркнул Тогойкин.

Распустив веревку, на которой они таскали дрова, старик сучил новую длинную бечевку.

— Очень уж хорош лен, Коля, на наше счастье.

— Да, наверно. — Чтобы не вступать в разговор, Тогойкин отошел в сторонку и стал умываться снегом. Сразу заявить: «Снимите валенки!» — получится слишком грубо. Они ему велики, вон как загнулись кверху носки! Вот и будут болтаться на нем и натрут больную ногу.

К Николаю подошел Вася и, набирая здоровой рукой снег, стал тоже умываться.

— Что он делает? — Тогойкин указал глазами на старика.

— Для тебя, — шепотом ответил Вася. — Чтобы ты мог везти за собой запасную лыжу.

— Зачем?

— На всякий случай, говорит. Вчера бился целый день, все искал фанеру для второй.

— Бак отнесите, будет вам шептаться!

«Все искал фанеру…» Тогойкина охватило волнение. А эти унты действительно, оказывается, очень мягкие и очень легкие. Вот почему в детстве нетрудно было ходить в школу за пять-шесть верст… Старый ни за что не возьмет их обратно. Рассердиться может, даже обидеться. Что же делать?

Тем временем Семен Ильич привязал бечевку к носку лыжи.

— Коля, смотри. Вот так перекинешь ее через плечо. А насчет унтов ты даже не заикайся!..

II

В таких случаях человек много думает и мало говорит. Разговор не клеился, тоскливо тянулось чаепитие. Все держались так, будто ничего не произошло. О чем-нибудь заговаривая, каждый старался обойти стороной главную тему, занимавшую всех, — уход Тогойкина и их житье без него.

Вася вначале просто молчал, а потом стал не в меру словоохотлив, стараясь развеселить людей шутками, но получалось у него все как-то неудачно и некстати.

— Ты, Коля, на обратном пути приведи на веревочке одного сохатого! Будем на нем возить дрова для костра. — Вася оглядел всех вопросительным взглядом: как, мол, сострил?

— А медведя не надо?

— Если даст слово не кусаться! — захохотал Вася, но, видя, что никто даже не улыбнулся, тотчас осекся.

Нет, явно разговор не получался.

— Девушки! — неожиданно загудел Александр Попов, словно вспомнил что-то весьма важное. Все обернулись к нему. — Вы не забыли сварить морс?

— Сейчас сварим, — смущенно пробормотала Даша, отводя глаза.

До чего не вязалось с ней это смущенное бормотание!