Беда - [44]

Тогойкин сразу овладел собой и успокоился. Он вскочил на крыло самолета, смел снег и лег ничком на холодный металл. Сильно нажимая на конец ножа, он прочертил борозду, медленно сползая вниз. Ощупав пальцами борозду, он убедился, что след получился довольно глубокий. Тут послышался треск мерзлых веток. Это к нему пробирался Вася. Тогойкин улыбнулся и, снова взобравшись на крыло, прошелся еще раз ножом по той же борозде.

— Где ты?

— Здесь!

— Ага! Ох, черт!

Шорохи и треск ветвей все приближались, и все-таки Вася возник из непроглядной тьмы неожиданно.

— Ну как?

Тогойкин зажег спичку и, защищая пламя ладонями, показал на прямую борозду, проведенную им на крыле.

— Ого! — Вася тотчас достал свой нож, зажал его зубами так, что ножик затрещал, и выдернул здоровой рукой лезвие.

А ведь Тогойкин даже не подумал, как сложно его однорукому товарищу дается самое незатейливое дело. Не желая показаться сентиментальным, он слегка прикоснулся к плечу друга: мол, давай начинать. Парни одновременно вскочили на крыло, покачнув его при этом, и улеглись рядом. Тогойкин обнял Васю за шею, а второй рукой приставил кончик его ножа к готовой борозде. Сам же, отступая на ширину ладони, повел новую борозду.

Там, в оторванном хвосте самолета, провалившемся в снег, лежат тяжело раненные люди. Около слабо мерцающего жирника, прижавшись друг к другу головами, сидят две усталые девушки. Изредка они о чем-то тихо шепчутся, встают и, неслышно передвигаясь, склоняются то к одному раненому, то к другому, исчезают в темноте и вновь выходят на свет. А здесь, в кабине разбитого самолета, спят, погруженные в вечный покой, два боевых летчика. Они ничего не слышат, ничего не видят. Но шуметь здесь тоже нельзя… Конечно, лучше было бы работать днем, выспавшись и отдохнув. Но сердце не дает покоя.

Работали долго. Работали молча. Слышно было только их тяжелое дыхание. А где-то в глубине тайги, расчесывая мерзлые вершины лиственниц, гудел ветер.

Но вот Тогойкин потянул Васю за плечо и указал в сторону костра. Пламя начинало садиться и выхватывало красным отсветом лишь крохотное пятнышко на снегу. Вася молча кивнул, и Николай быстро растворился в темноте.

Вася продолжал работать один. А когда ожило трепетное пламя, он повернулся в ту сторону.

Там полыхал большой костер. Он далеко отодвинул от себя ночную тьму, а сам вроде бы поближе придвинулся к Васе. Вскочивший на ноги Тогойкин, казалось, выпрыгнул из огня. Обходя костер, он подбрасывал в него топливо, потом остановился, видимо любуясь буйной пляской огня.

Вдруг в глубине леса глухо раздался короткий и словно удивленный возглас: «Воу!» И тотчас этот возглас был подхвачен с разных сторон на разные лады — заунывно и почти страдальчески, со всхлипами и перехватами. Это завели свою пьяную песню серые ночные разбойники.

Значит, настала полночь!

Продолжая работу, Вася прислушивался к протяжному и жуткому вою волков. Тогойкин, казалось, замер у костра. Потом он выхватил из огня горящую палку и двинулся к лесу. Вскоре он скрылся из виду, но огонь, трепетавший на конце палки, покачиваясь, тихо плыл вперед. Но вот огонь быстро закружился на месте и, словно алая веревка, взметнулся кверху, описал дугу, осветив на миг деревья, и исчез. Волки сразу умолкли.

Испугались, дураки, горящей палки!

Вскоре вернулся Тогойкин. Парни улыбнулись друг другу, и, хотя глаза их этого увидеть не могли, они просто знали, что улыбаются, чувствовали.

И опять молча они продолжали работать, медленно передвигаясь по крылу самолета.

Сколько времени они работали? Кто знает! Но еще два раза они ходили подбрасывать сучья в костер.

А потом, когда Вася локтем толкнул Тогойкина, тот, обернувшись, отчетливо различил ряд ровных зубов и широко открытые глаза своего друга.

Словно вереница белых лебедей, появились на восточном крае неба легкие и широкие взмахи рассвета.

Снегопад прекратился.

— Пойдем! — сказал Вася хриплым от долгого молчания голосом и несколько раз кашлянул. — Пойдем!

— А может, еще?

— Воробьи!

— Ах, да! Ну, тогда давай!

Они направились к костру. Ноги окоченели, да и сами они здорово продрогли.

Устало ковыляя, парни добрались до края поляны. Тут Тогойкин будто немного приободрился. Он приседал, на ходу сгибался из стороны в сторону, прошелся гусиным шагом, чтобы размять и разогреть закоченевшие колени, бока и поясницу. Вася шутки ради повторял все его движения. Тогойкин побежал. Вася пустился вслед. Пробежав немного, Тогойкин оглянулся, Вася легко бежал, высоко вскидывая колени. Теперь Тогойкин передвигался широкими и быстрыми прыжками. Потом он опять обернулся. Вася прыгал легко и так быстро, что чуть было не налетел на Тогойкина — тот едва успел отскочить в сторону.

— Беги первым!

— Давай! — Вася пролетел вперед, мягко подпрыгивая.

Тогойкин с трудом поспевал за ним и прибежал к к костру, вспотев и запыхавшись. Если бы костер был вдвое дальше, Вася далеко опередил бы его. А ведь обычно Тогойкин и в беге и в прыжках легко опережал большинство своих сверстников.

— Ты, оказывается, хороший бегун! — сказал Николай, сдерживая одышку.

— По школе занимал второе место. Ванька Козлов, вот кто здорово бегал! Ох эта несчастная рука! — Вася погладил больную руку и обиженным тоном добавил: — Ведь когда размахиваешь обеими руками, бежишь быстрее…