Беда - [31]

Вместе с ним стояли они, завороженные неописуемой красотой зимней природы, одевшей все вокруг в белоснежные меха и тончайшие кружева, сверкавшие в лучах вечернего солнца. Вместе с ним они вздрагивали при неожиданном взлете куропаток, старались схватить руками хоть одного из проворных рябчиков, улыбались, видя, как, сверкая своей белизной, прыжками убегал горностай, тащивший мышь.

— А масло… масло ты как нашел? — спросил наконец Иван Васильевич, когда рассказчик сделал короткую паузу, чтобы перевести дух.

— Что?.. А-а… На обратном пути. Вдруг как-то глянул в сторону, а там вроде чьи-то следы на снегу. Нет… Никаких следов… Вижу — лежит что-то такое круглое! — сказал Тогойкин, будто сам удивился только что увиденному. — Лежит на снегу, вздувшись пузырем. Подбежал, пнул ногой. Оказывается, бочонок! Вот и все.

— Мое маслице! — вставил тут Фокин, на что никто не обратил внимания. Это, видимо, задело его, и он еще настойчивее повторил: — Я говорю, что масло-то мое!

— Ваше, ваше! Ни у кого больше масла не было с собой!

В тоне Иванова Фокин услышал не то насмешку, не то иронию.

— «Ваше»!.. Тогда некоторые были не прочь посмеяться надо мной. Вы, наверно, помните, капитан?

— Помню, как же.

— Я думаю, кое-кто и сейчас бы не прочь. — Фокин протянул назад руку и не глядя бросил через себя на пол пустую кружку.

— Нет, товарищ Фокин, сейчас не до смеха. А вот поговорить о всесилии «мое» и «ваше» — в самый раз.

— Теперь нам ничего не страшно, — медленно произнес Коловоротов, ни к кому определенно не обращаясь. — Теперь с нами ничего не случится. Мы будем варить что угодно и есть с этим маслом.

— Листья брусники, например, черной смородины, — начала Катя, вопросительно глядя на подругу.

— Сосновую заболонь! — быстро добавила Даша.

— Все можно, — тихо проговорил Тогойкин, поглощенный раздумьями о лыжах. — Все можно найти здесь, товарищи! Ведь тайга необыкновенно богата и необъятна. Можно найти множество всякого… Например… — И в его памяти встали виденные им вчера дрожащие на ветру стебли кислицы, листья дикого хрена, стебли разных растений с засохшими коробочками семян и зерен. Он хотел рассказать о них, но почему-то воздержался. А друзья ждали, что он им скажет, и с надеждой смотрели на него, кто сидя, кто лежа. — Например, — повторил он и недовольно нахмурился. — Например… Вот иметь бы лыжи! — вдруг выпалил он.

— А что, мы эти лыжи будет варить и есть? — вдруг оживился Фокин. — Может быть, ты нам все-таки разъяснишь, какое имеют отношение лыжи к пище, наш юный герой тайги?

Все замолчали. Даже Иванов, решив, что рассказчик явно запутался, глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону.

— А ведь без лыж всего этого не найдешь, — грубовато вмешался Вася, желая выручить товарища.

— И то правда! — обрадовался Коловоротов. — Бродить по глубоким сугробам не легко!

— «Иметь бы лыжи»! — передразнил Тогойкина Фокин. — А еще бы вездеход! А еще бы лучше иметь запас продуктов до той поры, пока поспеют ягоды. Да еще бы санаторий с профессорами, а?

Тогойкин позвал глазами Васю и тихо вышел из самолета. Сердито косясь на Фокина, Вася энергичными шагами последовал за ним.

— «Иметь бы лыжи»! — опять недовольно заворчал Фокин. — Может быть, его отец или дед, какой-нибудь знаменитый якутский шаман, спустит ему с неба серебряные лыжи. Встанет наш герой на эти серебряные лыжи и скажет нам: «Прощайте, друзья мои!»

— Якуты не бросают друзей в беде, товарищ… товарищ… — Коловоротов от волнения забыл, как зовут Фокина, и начал заикаться.

А Фокин, все больше возбуждаясь и распаляясь, продолжал бубнить:

— Прощайте, дорогие, спите здесь вечным сном. А я буду писать в газетах пламенные статьи в вашу светлую память.

— Перестаньте! — сурово прикрикнула на Фокина Катя и вмиг оказалась возле него. — Перестаньте, прошу вас!

— Нехороший вы человек, товарищ Фокин! — сказала Даша неожиданно спокойным тоном, тогда как обычно раздражалась и по менее значительному поводу. — Очень вы нехороший человек! Тот, кто так думает о таком прекрасном парне, о коммунисте, не может быть хорошим человеком.

— Не нужны мне твои оценки! Давай их своим якутским комсомольцам.

— Что значит якутские комсомольцы? Чем, интересно, они отличаются от комсомольцев всего Советского Союза, товарищ Фокин?

— «Нехороший человек»! — не унимался Фокин.

— Человек, который так думает о других, не может быть хорошим человеком. Мне стыдно за вас, товарищ Фокин… Я бы попросил…

— А я бы попросил вас, капитан, — перебил Иванова Фокин, — я бы попросил вас, всех вас, оставить меня в покое. Дали бы мне умереть спокойно… Почему это вы все ополчились против меня? — Он вытянул в сторону Даши Сенькиной свою полную белую руку и начал пронзительно выкрикивать: — Тебя-то он наверняка не оставит. Он спасет тебя и женится на тебе. А мы?..

Судорожно всхлипывая и вздыхая от душивших его спазм, Фокин вдруг разрыдался.

Иванов помахал рукой, давая знак, чтобы все молчали.

Даша, которая готова была обжечь Фокина самыми едкими и обидными словами, вдруг почувствовала к нему острую жалость. В смятении она вскочила, не зная, что предпринять. А Катя выхватила из аптечки валерьянку, дрожащей рукой накапала на дно кружки сколько-то капель и устремилась к Фокину.