Батарейцы - [65]

На позиции взвода управления капитан Чигрин задержался. Бойцы завершали маскировку траншеи, стрелковых ячеек, пулеметных гнезд и капониров для бронетранспортеров; на каждом БТР имелись крупнокалиберный и два ручных пулемета.

Чигрин обернулся к Шангину:

— Скорее всего, фашисты пройдут просекой. Им нет резона появляться на шоссе, наша авиация сразу засечет. Они за нами следом выйдут на шоссе. Пошли-ка двоих на опушку леса. Пусть не спускают с нее глаз. Однако не забывай о шоссе. Чем черт не шутит! Наша задача — обнаружить противника прежде, чем он выкатится из леса.

Капитан прошел к огневым взвода старшего лейтенанта Чайкина. В успехе расчетов он был уверен: не раз схватывались они с превосходящем противником.

К огневой позиции орудия старшего сержанта Давида Хайткина комбат подошел, когда бойцы готовились ужинать.

— Садитесь с нами вечерять, товарищ капитан, — пригласил Чигрина старший сержант.

На плащ-палатке стояло несколько котелков с макаронами и мясом. Рядом — фляга с чаем. Бойцы вытаскивали из вещмешков кружки, ложки, или, как между собой называли, подсобный инструмент.

— Не откажусь. Хайткин, позвоните ординарцу, пусть сюда в общий котел тащит мой ужин.

Григорий Матвеевич подошел к раскидистому кусту, в тени ветвей которого стояла канистра с водой, и, услышав за спиной шаги, обернулся. К нему спешил наводчик орудия Филиппов, один из старших по возрасту солдат батареи, степенный, уравновешенный, во всем любящей порядок и аккуратность.

— Давайте полью, товарищ капитан.

— Спасибо, Гордей Иванович.

Герой Советского Союза Г. И. Филиппов.

Чигрин сбросил гимнастерку, подставил ладони под холодную струю и, крякнув от удовольствия, плеснул воду на разгоряченное лицо.

— Хорошо, Иваныч! На шею, на шею лей. Ух как здорово! Аж кости ломит.

Командир батареи взял полотенце и начал растирать шею, грудь, охал от наслаждения, приговаривал, мол, водица не хуже ключевой, только после нее чувствуешь себя человеком.

На первый взгляд рядовой эпизод из обыденной жизни армейского быта. Однако в батарее было правилом: как бы трудно ни складывалась обстановка, люди не приступали к еде, не умывшись. И командир в этом показывал пример.

Насвистывая нехитрую мелодию, капитан вместе со всеми уселся на плащ-палатку. И тут лейтенант Шангин доложил о появлении противника.

— Вот и повечеряли, — сожалея, вздохнул Филиппов и засунул ложку за голенище сапога.

— После войны, Гордей Иванович, наверстаем все, — посмотрел на него Чигрин, быстро встал и скомандовал: — Приготовиться к бою!

Команду тут же продублировали наблюдатели. Приникли к окулярам панорамы наводчики, в готовности к приему снарядов замерли заряжающие, бросились к ящикам подносчики. К стрелковым и пулеметным площадкам, бронетранспортерам побежали бойцы взвода управления. Качнулись стволы орудий. Десятки пар глаз скрестили взгляды на дороге и просеках, уходящих в лес.

— Без команды огня не открывать! — распорядился Чигрин и, обернувшись к посыльному, добавил: — Быстро к Шангину. Пусть отводит разведчиков и наблюдателей с высотки в траншею.

В томительном ожидании прошло несколько минут. Наконец на опушке леса появилась вражеская колонна. Немцы скатывались в лощинку без охранения. Колонну замыкали радийная машина и два бронетранспортера. «Больше батальона», — отметил про себя капитан.

Чигрину не раз приходилось встречаться на поле боя с превосходящими силами противника. Прикрывавшие батарею стрелки обычно брали на себя немецкую пехоту, а он — танки, орудия, бронетранспортеры. В этот раз привычный порядок был нарушен: прикрытия не было. Предстояло обходиться наличными силами. Чигрин принял решение закопать бронетранспортеры. На каждом из них находился крупнокалиберный пулемет и два ручных — внушительная огневая поддержка для батареи.

Григорию Матвеевичу почему-то вспомнился недавний разговор со старшим лейтенантом Чайкиным.

— Часы вот остановились, — глянул на циферблат старший лейтенант. — Вроде и аккуратно ношу. Не к добру это.

— Суеверный нашелся. Штамповку, небось, носишь-то?

— Ну да, ее самую.

— Дрянь это. Выброси. Мои кировские третий год шлепают. Ни сырость их не берет, ни жара.

«Фу, черт! — сплюнул Чигрин. — Придет же в голову такое». Он вскинул к самым глазам бинокль. Из просеки появилась новая колонна. «Еще сотня человек, не меньше», — отметил про себя командир батареи.

До первой колонны оставалось метров четыреста, когда она приостановилась: то ли гитлеровцы заметили опасность, то ли еще что их насторожило. Медлить было нельзя.

— Огонь! — скомандовал капитан.

Голос комбата потонул в грохоте орудийных выстрелов. Взрывы снарядов, перестук двенадцати пулеметов, автоматные очереди, посылаемые бойцами взвода управления, прорубили коридор в фашистской колонне. На глазах батарейцев она начала разваливаться. Оставшиеся в живых гитлеровцы повернули назад, задние ряды смешались, хотя по инерции шли вперед, перешагивая через раненых и убитых. Офицеры пытались остановить начавшийся хаос, однако под перекрестным огнем сделать это не смогли.

Изрядно поредевший противник залег. Осколочные снаряды и очереди пулеметов продолжали выхватывать из его рядов по нескольку человек; немцы еще не успели рассредоточиться, лежали чуть ли не сплошной массой. Короткими автоматными очередями били по врагу бойцы Шангина. Сам лейтенант полосовал по фашистам из пулемета.