Батарейцы - [66]
Минут двадцать продолжалась кровавая сеча, пока остатки гитлеровцев не отползли за кустарник и не скрылись в лесу. На фланге второй колонне удалось вплотную приблизиться к огневой, занимаемой взводом старшего лейтенанта Чайкина. Гитлеровцы окружили расположенную несколько на отшибе огневую позицию орудия сержанта Ивана Рожкова. Посыльный, докладывая Чигрину обстановку, от себя добавил:
— Трудно им там, фрицев тьма-тьмущая!
— Так уж и тьмущая! — улыбнулся Чигрин, глядя в побледневшее лицо молодого солдата. — Не заливаешь с испуга?
— Никак нет, товарищ капитан.
— Раз нет, попробуем помочь.
Чигрин взял автомат и обернулся к появившемуся на командно-наблюдательном пункте Шангину:
— Остаешься старшим на батарее, я — к Рожкову. Разведчиков сюда — Фролова, Малышко: со мной пойдут.
Командир батареи повел группу по заросшей можжевельником выемке к озеру Менниг-зее. Путь был окольным, зато позволял незаметно подойти к огневой Рожкова. Расчет комбата оправдался. Фашисты не обнаружили группу.
— Товарищ капитан, — встретил Чигрина сержант Рожков. — Спасибо за выручку! Фрицы лезут и лезут. Бьем из орудия, автоматов и карабинов и глушим гранатами, а они, гады, как очумелые. Вдруг слышим: стрельба в их тылу! Значит, думаем, идет нам подмога! Вот уж спасибо! Ну а мы по команде жахнули во фрицев наш последний ручной боезапас.
— Благодарить будешь потом. Вижу, трое вас осталось, немного для фланга. Пару человек добавлю, боеприпасов подброшу.
Командир батареи оставил красноармейцев Ивана Малышко и Нестора Фролова в расчете.
— Сколько еще имеете снарядов?
— Десять осколочных и два ящика бронебойных.
— Ящик ручных гранат и патронов подброшу. Держись тут. Чего бы ни стоило, держись. Фашисты на должны пройти. Связи не теряй. Держи ракетницу и патроны к ней. В трудную минуту сигнал — две красные ракеты.
— Будем стоять, товарищ капитан, — заверил Рожков.
— Думаю, что фрицы не дадут вам большой передышки. Ожидайте «гостей».
Чигрин поспешил на КНП. Минут через тридцать фашисты предприняли новую атаку, пытаясь прорваться через боевой порядок батареи. Но снова, понеся потери, вынуждены были отойти. Около сотни уничтоженных солдат и унтер-офицеров противника, два с половиной десятка пленных — таков итог этой схватки.
Чигрин позвонил в штаб полка. Трубку взял подполковник Данильченко.
— Говоришь, отбили две атаки? — переспросил командир полка. — Спасибо! Рад за вас! Волков, Дикарев, Соловарь тоже дерутся. Слышишь, небось?
— Да, слышу.
Батарея капитана Волкова не успела полностью замаскировать свою позицию, когда появился противник. Комбат, за плечами которого был путь от предгорий Кавказа, повидавший в своей фронтовой жизни всякое, не уходя от трудностей, стремился решать боевые задачи без потерь. Волков в критических ситуациях держался ровно, понимал: малейшая неуверенность в себе, растерянность тут же сказывается на подчиненных. «Стоит, — говорил капитан, — холодку тревоги заползти в сердце солдата, как он уж не боец на поле брани».
Комбат оставался верен себе и теперь. Противник приближался. Но капитан был спокоен. Хладнокровие командира батареи передалось бойцам. Огневики, разведчики, связисты повели стрельбу по врагу. Первую атаку батарея отбила за полчаса. Два бронетранспортера, четыре автомашины, десять повозок горели перед позицией артиллеристов, а между ними, впереди и сзади до самой кромки леса, лежали убитые — солдаты и офицеры противника. В лощинках, воронках, кустах стонали раненые.
Разведчики взвода управления лейтенанта Сергея Шапара сумели отсечь группу немцев, пытавшихся обойти позиции с фланга. Фашистам ничего не оставалось, как поднять руки.
— Не так уж и плохо, — рассуждал Волков, обходя сбившихся в группу пленных.
Все они — худые, грязные, с лицами, заросшими щетиной, оборванные. У одних в глазах отчаяние, тупое безразличие, у других — злоба и страх. Волков смотрел на них, вспоминал сытых, нахальных фашистов первых лет войны. Тогда они кричали: «Хайль Гитлер!» Теперь молчат, трусят. Капитан подошел к пожилому обер-лейтенанту с перевязанной рукой, спросил о численности прорывающейся группировки.
— Идут колонны, много, — ответил офицер на ломаном русском языке. И опустил глаза, поморщился от боли. На щеках проступили желваки. Немного помедлив, он продолжил: — Вижу, пехотного прикрытия у вас нет, капитан. Плохо будет.
— Так уж и плохо? Посмотрим. У нас говорят: цыплят по осени считают.
Павел Семенович обернулся к стоявшему рядом старшине Кулишенко.
— Иван Демьянович, подбери пару человек, пусть отконвоируют пленных в штаб полка.
— Людей нет, товарищ капитан.
— Куда же нам их девать? — Волков кивнул на пленных. — Легкораненых подберите для сопровождения. Выполняйте приказание.
Капитан обернулся к прибывшим с докладами лейтенантам Семену Кириченко и Сергею Шапару.
— Слышали, ребята? Обер, по-моему, не врет. Ему сейчас все равно. Нам нужно готовиться к отражению атак.
Волков вытащил пачку папирос и протянул лейтенантам. Сам тоже взял папиросу, щелкнул зажигалкой и, затянувшись дымком, спросил:
— Потери большие?
— У меня три человека, — ответил Кириченко.
— Я потерял четырех, — доложил Шапар.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.