Батарейцы - [12]

Взводы батареи были поставлены на танкоопасных направлениях с задачей не пропустить противника в направлении кладбища.

— Остановка «Живые и мертвые», — обронил взводный балагур красноармеец Веснушкин. — Тут мы, братцы, значит, встретим супостата. Ничего, местечко подходящее. Покойнички рядом. Вот только церквушки не видно да и попа…

— Не хватит ли молоть языком? — оборвал его Поляков. — Нашел время…

— Конечно, хватит, товарищ сержант. Это я так, для разрядки. Уж больно хмурые все какие-то. А язык он тово — без костей.

— Держи, разговорчивый. — Поляков протянул Веснушкину лом. — И впрягайся в работу, Миша.

— Любимый город может спать спокойно, — подхватил лом Веснушкин. — И видеть сны, и зеленеть среди весны, то бишь осени.

— Вот неугомонный, — улыбнулся сержант. — Ну что с ним поделаешь?

— Может, это и хорошо, — заметил Васнецов. — Не всё же хмуриться.

Поляков неопределенно пожал плечами, кивнул в сторону Цемесской бухты, откуда доносились раскаты артиллерийской стрельбы:

— Неотчего, товарищ младший лейтенант, да и недосуг веселиться нам.

Огневые позиции готовили на небольшом пригорке метрах в четырехстах от утопающих в садах домов. Красноармейцы споро орудовали шанцевым инструментом. Сухой суглинок крошился под ударами ломов и лопат. Торопились: километрах в четырех шел бой.

Управившись с первоочередными делами, Васнецов поднес к глазам бинокль. В объективах хорошо виднелся залив, за ним — корпуса заводов, над которыми стлались дым и черно-белая пыль, полыхал огромный пожар; очевидно, там проходила передовая. Младший лейтенант попытался разглядеть подступы к нашему переднему краю. Поросшее кустарником поле заканчивалось непросматриваемой лощиной. Ближе шел ровный, как стол, участок местности, на котором виднелись холмики свежевыброшенной земли. Там занимали оборону морские пехотинцы. Взводу предстояло действовать вместе с ними. С минуты на минуту Васнецов ждал их командира для организации взаимодействия. Посыльный от него побывал на огневой, доложил: ночью рота заняла оборону, вот-вот прибудет лейтенант.

Батарейцы готовились к встрече с противником. Авиация гитлеровцев проявляла относительно высокую активность: перед заходом солнца фашистские самолеты зависли над огневыми.

Пренеприятная штука лежать под бомбежкой. Земля ходит ходуном, скрипит, стонет, а ты, стиснув зубы, молчишь. В ровике Васнецов оказался рядом с Поляковым. Фашистский стервятник спикировал на огневую. Бомбы отрывались от самолетов и, казалось, летели прямо на них, двоих.

— Все! — резюмировал сержант, вжимаясь в землю. — Накрыл!

— Мимо! — успокоил Васнецов. — Мимо!

Рвануло буквально в десятке метров от ровика. Просвистели осколки, расчет обсыпало комьями песчаника. Не прошло и минуты, как самолеты вернулись и спикировали вновь. Прогремело несколько взрывов. Бомбы вновь миновали ровик, где укрылись люди. Самолеты улетели, и наступила тишина.

— Выкусил, сволота! — подал голос Веснушкин. — Мазила!

Бойцы улыбались. У Васнецова теплело в груди: люди побороли страх, это уже хорошо, даже здорово! Да еще как здорово!

— Славяне, подъем! — услышали голос Чигрина. — Так недолго и фрица проморгать!

Командир батареи находился на огневой второго взвода, метрах в четырехстах отсюда. Васнецов удивился, но вскочил по привычке и тут же встретился с насмешливым взглядом Чигрина.

— Вместе со всеми труса празднуешь, Васнецов?

— Да нет, — зарделся Николай, — вроде не…

— Это бывает! Ничего, обойдется. Здорово они, стервецы, у нас поработали. Не дождавшись, пока улетят, рванул к тебе. Но, вижу, хоть и колошматили здорово, все нормально.

— Обошлось, никого даже не царапнуло.

Огневой не узнать: дымящиеся ямы, тлеющий кустарник, обожженный, изрытый грунт. Сосенки начисто срезаны осколками, а то и выдернуты с корнями. К счастью, орудия и расчеты не пострадали. Ребята отряхиваются, с удивлением рассматривают воронки.

— Да, да, — роняет красноармеец Рябов. — Угоди такая штучка в ровик — и поминай как звали.

— На то он и ровик — убежище бойца, что в него трудно угодить снаряду, — оборачивается Чигрин. — И роют его первым делом, Рябов.

Чигрин дает указания о ликвидации последствий бомбежки, уточняет с Васнецовым ориентиры и возвращается на огневую второго взвода: там нет командира.

С наступлением темноты отсветы пожаров как бы приблизились, стали ярче и шире. Огонь полыхал в городе и на его окраинах. Усилилась канонада. Правда, перед рассветом она немного стихла, но с восходом солнца вновь стала набирать силу. Чигрин передал: «С утра возможно появление противника».

Во взводе давно никто не спал. Соблюдая маскировку, готовили к стрельбе боеприпасы, счищали с орудий оставшуюся от вчерашнего налета землю. Васнецов подошел к наблюдателю. Красноармеец обернулся.

— Что нового, товарищ Рябов?

— Ничего, товарищ младший лейтенант. Минут сорок назад отговорил пулемет боевого охранения морских пехотинцев. С тех пор тихо. На других направлениях, видать, фриц прет. Слышите, как грохочет?

Вставало солнце. Его лучи багрянцем окрашивали верхушки деревьев Вдруг справа и слева застучали пулеметы морских пехотинцев.

Вчера поздним вечером на огневой побывал командир роты морских пехотинцев — выше среднего роста, кряжистый, с косыми баками лейтенант.