Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - [145]

Король вскочил с кресла и в волнении зашагал по кабинету. Лас-Касас молча сидел и думал: «Пусть выскажется до конца этот страшный и жалкий человек…» А король снова сел и продолжал свою страстную речь:

— Я скорее отрекусь от своей короны, чем позволю еретикам быть на землях Испании! Если бы у меня сын стал еретиком, я собственными руками сложил бы ему костер! А вы, падре, просите за каких-то бездушных тварей, индейцев…

— Но ведь в булле его святейшества папы Павла Третьего указано, ваше величество, что индейцев надобно считать людьми, а не бездушными тварями!

— Для Испании нет папы! — гордо возразил король. — Еще в день моего крещения отец мой написал эти слова кровью мятежников и шпагами своих солдат на мостовых Рима! И находившийся тогда в заточении папа Климент Седьмой признал этот принцип, уплатив королю за свое освобождение четыреста тысяч дукатов из богатой папской казны. А папа Павел Четвертый, этот выродок, недостойный служитель бога, мерзкий итальянец Пьетро Карафа… Он осмелился отлучить^[67] моего отца и меня от церкви! — с гневом продолжал Фелипе. — Вы знаете, что он писал в своей булле?

— Нет, ваше величество, — ответил Лас-Касас.

— Вот послушайте, я запомнил эти слова навсегда! Он писал обо мне: «…порождение беззакония, Фелипе Австрийский, сын Карлоса, именующего себя императором. Выдавая себя за короля Испании, Фелипе во всем продолжает дела своего отца, соревнуясь с ним в бесчестии, и даже старается его превзойти!» Что вы скажете?

— Он действительно был наглый лжец, этот Карафа, ваше величество!

— И далее назвал меня раскольником, клятвопреступником, мятежником! Он вызвал войну между Испанией и Францией своей необузданной и мерзкой политикой!

— Но Павел Четвертый остался в постыдном одиночестве, ваше величество, — возразил Лас-Касас, — когда вынужден был через год подписать мирный договор в Кави! Не будем вспоминать о столь давних временах, ваше величество. Я совершенно согласен с вами и с великим Данте, когда он говорил, что

…римская церковь, взяв обузу

Мирских забот, под бременем двух дел

Упала в грязь, на срам себе и грузу!

Подобие улыбки тронуло бледные губы короля.

— Но потом вы не могли жаловаться на Рим, ваше величество! Его святейшество папа Пий Четвертый во всем согласовал свою политику с интересами Испании. А теперь, когда в январе стал папой Пий Пятый, известный своей приверженностью лично к вам, ваше величество, и своей строгостью к реформационным учениям, вы должны быть довольны!

— Да, папа Пий Пятый уже поддержал меня во Фландрии, Гизов — во Франции, Марию Стюарт — в Шотландии. Я не сомневаюсь, что его избрание принесет значительную пользу святому делу возвеличения католической религии во всем мире!

— Для этого, — добавил Лас-Касас, — очень важно, чтобы и в Америке были пастыри справедливые и добродетельные. Не милости я прошу к индейцам, а соблюдения королевских законов. Еще в тысяча пятьсот тридцать восьмом году, прислушиваясь к здравому голосу рассудка и велениям совести, ваш отец, мудрый и великий государь, издал закон, запрещающий инквизиторам Америки привлекать к суду индейцев. Ибо преследование крещеных индейцев приводило к тому, что они, устрашенные инквизицией, покидали свои селения. И богатые земли превращались в пустыни. Это причиняло вред и религии, и Испании. Видя, что инквизиторы не подчиняются королевской власти, ваш отец в тысяча пятьсот сорок девятом году снова повторил сделанное им ранее запрещение.

— Но я сохранил законы отца, — перебил Бартоломе король, — и в тысяча пятьсот пятьдесят восьмом году, и даже в прошлом году, я подтвердил повеление отца оставить индейцев в юрисдикции епископов, а не инквизиции.

— Испанская корона только выиграла от этого, ваше величество, — сказал Лас-Касас. — То, что делает Ланда, противно законам. Он наносит непоправимый ущерб Испании. И его надо строго осудить за это. И еще, знаете ли вы, ваше величество, сколь велики владения монастырей и церковных миссий в Америке?

Король молчал, но слушал с видимым интересом. Лас-Касас продолжал:

— Уже почти нет по-апостольски бедных монахов, единственной целью которых было нести в индейские селения мир и добро. Теперь не меньший ущерб, чем дворянство, наносят колониям епископы, монахи и священники. Их аппетиты непомерны! Они великолепно обогащаются, в то время как их паства, недавно обращенная в веру, пребывает в такой невероятной нищете, что многие из них гибнут от голода и чрезмерного труда. Я написал уже письмо папе Пию Пятому, умоляя его объявить таким священникам, что они обязаны вернуть все золото, серебро, драгоценные камни, приобретенные ими, ибо они отобрали это у людей, страдающих от них. Они обязаны, как пастыри, скорее раздать свое имущество, чем захватывать чужое!

— Я согласен с вами, — мрачно ответил король. — И мне известно, что в городе Лиме монастыри занимают больше территории, чем сам город, и что многие жители его вынуждены платить владельцам монастырей за наем земель и домов. Я приказал вице-королю Перу заняться этим делом.

— Я могу привести бесчисленное множество примеров, ваше величество, как тысячи индейцев сгоняются для постройки храмов, и их заставляют работать не только бесплатно, но и не дают им ни корки хлеба! И индейцы гибнут там тысячами…