Барон Магель Поправка курса - [12]

Мы ещё поговорили немного, но Чехов слабел на глазах, и мы оставили писателя на попечении его домашних — матери и прислуги.

Скверном попечении, нужно сказать.

Всю обратную дорогу мы молчали. Ни к чему кучеру слушать наши разговоры.

У Дома Роз мы покинули бричку, я пригласил Исаака Наумовича к себе.

Дом Роз теперь мой. И хотя я затеял ремонт — самый поверхностный, покрасить, освежить, — осталось довольно помещений пока нетронутых, вполне пригодных для проживания. Потому я три дня назад оставил «Францию» и перебрался к себе.

Это звучит — к себе!

Ну, и удобнее.

Для дела.

Мы прошли в кабинет, обставленный бедно: многое прежний владелец взял с собою в новый дом, ещё более роскошный.

Ничего, нам хватит и пары венских стульев, и простенького стола «Гей, славяне!».

— Мустафа, приготовь-ка нам кофе, пожалуйста.

Мустафа, недавно нанятый слуга-турок, делает хороший кофе, потому я его и нанял. А остальное приложится.

— Итак, каково ваше мнение о больном, коллега? — спросил меня Альтшуллер.

— Какое уж тут мнение, Исаак Наумович. До лета он, пожалуй и доживёт. А до осени — вряд ли.

— Вот и я того же мнения, — сказал Альтшуллер. — Распространение процесса, общий хабитус, кровохаркание, потеря веса — всё это очень нехорошие признаки.

— Одно мне непонятно: почему Чехов, сам врач, так наплевательски относится к собственному здоровью? Я ознакомился с его историей болезни. Все эти поездки в Москву и прочие места — зачем? Климат Ялты целебный, но перемена климата разрушительна. Или вот сейчас — в доме холодно, это зачем? Опять же диета больного вызывает сомнение. И многое другое.

— Позвольте ответить. Чехов — человек мягкой души. Ему трудно, почти невозможно жить для себя. Вы говорите — холодно. Знаете, почему? Печи в доме хорошие. Топить нужно исправно, и будет тепло. А прислуга топит плохо, экономит. Потому что если не экономить, излишков не будет, и украсть станет нечего. Диета? Кухней заправляет мамаша Чехова. Она велит кухарке готовить на её, мамашин вкус. А что Антону Павловичу эта еда не годится — так сын должен почитать мать и повиноваться. Почему ездит в Москву? Потому что там жена. Казалось бы, жена должна быть при больном муже, но ведь Ольга Леонардовна вся в искусстве, она не может жить вне сцены! Ну, не можешь, так не можешь, но зачем было женить на себе Чехова? Потому что быть женой первого в России драматурга почётно, это укрепляет её позицию в театре. Ну, и денежно тоже. Перед поездкой в Москву Чехов советовался со мной. Порекомендовал ему выбрать квартиру обязательно с подъёмной машиной — лестницы для Антона Павловича вредны. И он при мне писал жене, чтобы та сняла такую квартиру обязательно. Почему нет? Платит-то за квартиру Чехов! И премного платит. Но Ольга Леонардовна решила, что это лишнее — подъемная машина. В результате… — Альтшуллер только махнул рукой. — Это я вам как врач врачу говорю, конечно. И вот теперь она хочет поехать за границу. На курорт. Ну какие курорты тяжело больному? А он поедет. Готовится. Паспорт выправляет… И посетители бесконечные — сидят часами, курят, выматывают. Он мне жалуется, а сказать «оставьте меня, я себя плохо чувствую» не может.

— Здесь, Исаак Наумович, медицина бессильна. Изменять человеческую натуру? Да если бы и можно было, то стоит ли? Не выплеснем ли мы с водою ребенка? Если Антон Павлович станет законченным эгоистом, будет ли он тем Чеховым, которого вы знаете и любите?

— Знаете, барон (мы с Альтшуллером теперь накоротке, он запросто меня зовет бароном, а я его кудесником), знаете, мне страшно. Вы говорите так, будто у вас есть и снадобье эгоизма.

Этакий порошок, выпил — и стал другим.

— Ну почему же порошок. Практики модификации поведения известны с древних времен, вы и сейчас можете их найти. В монастырях, например. Пост, недосып, молитвы, духовное разоружение — и человек становится послушным и смиренным.

— Не нужно смиренным. Я… Препарат Аф, как с ним дела?

— Я думаю, к осени мне доставят некоторое количество грибов. И я попробую подружить их со здешней почвой. Построю тепличку, грибарню… Ну, и начну постепенно экспериментировать.

— Знаете, я почему-то думаю, что немножечко препарата у вас есть и сейчас. Это в человеческой натуре — оставить что-то для себя. На крайний случай. Про запас.

— Даже если так, что с того?

— Во имя человеколюбия — дайте его Чехову!

Ну вот, перешел, наконец, к делу. Долго ходил кругами — и решился.

— Антону Павловичу?

— Вы знаете другого Чехова? — немного нервно ответил вопросом на вопрос Альтшуллер.

Я задумался.

Мустафа принес кофе, две чашечки. Крепкий турецкий кофе. Контрабандисты привозят. Мустафа и сам контрабандист в недалеком прошлом. К кофе подал восточные сладости.

— Попробуйте — с рахат-лукумом. Совсем другое действие.

Альтшуллер перечить не стал. Думает, вдруг да такая малость подействует на меня.

Но сочетание ему понравилось. Турки знают толк и в кофе, и в сладостях.

— Препарат, положим, найдется. На одного человека. На Антона Павловича Чехова. Но…

— Что «но»?

— Он не самый подходящий объект. Слишком уж далеко зашёл процесс. Нет, я не сомневаюсь в препарате Аф. Но это все же не живая вода.