Барилоче - [31]

Выйдя из автобуса, он некоторое время поднимался по заасфальтированному склону. Звезд будет немного, подумал он. Пройдя по ровному участку асфальта, а затем по земле, он добрался до первых сооружений свалки, уже немного устав. Вокруг никого не было. Он посмотрел по сторонам, на секунду снял рюкзак и поправил шарф. Свернув на бетонную дорогу, он различил впереди гараж, а за ним — огромный холм. Он прибавил шагу. В нескольких метрах от ангара остановился. Казалось, воздух наполнен замороженными хлопьями зловония. Температура продолжала понижаться, в этой части пригорода, в царстве отбросов и мусора, солнце не появлялось. Вдалеке звучало танго, всегда только танго — старик, гаражный сторож, имевший привычку слушать радио в своей каморке, привалившись стулом к стене, всегда сидел молча, с тоскующим лицом. Деметрио подумал, что, если непринужденно пройти перед стеклом, старик ни о чем не спросит, но, на всякий случай, предпочел обойти ангар с другой стороны. По периметру гараж оказался гораздо больше, чем он ожидал, и в какой-то момент он стал подозревать, что ошибся местом, кварталом, временем, что это не может быть тот самый гараж, такой грязный и знакомый запахом бензина и стертых покрышек. Стена тянулась целую вечность, ему уже показалось, что ей не будет конца, но именно тут-то она и оборвалась, Деметрио свернул налево, вскоре — еще раз налево. Поперечная стена показалась ему слишком, непропорционально короткой. Может быть, гараж имел форму трапеции? Ответа он не знал, несмотря на то что столько лет провел внутри. Потом он подумал, как глупо строить гараж в форме трапеции, оглянулся и не увидел конца стены, но почувствовал, что стало еще холоднее. Он подтянул лямки рюкзака. Прошел последний отрезок пути и снова услышал простуженный голос, который пел что-то про безутешные ночи и богатого жениха своей бывшей невесты. Он отыскал ту же бетонную дорогу и пошел дальше к зловонной громаде, которая тоже двинулась к нему навстречу. В ночной тиши ему показалось, что до него доносится плеск воды о камни, но, прислушавшись внимательнее, он понял: нет, просто какая-то машина перемалывает тонны мусора, или это глухое рычание города, разлегшегося, как ленивый зверь, где-то там, за свалкой. Он заметил, что уже не слышит танго и идет, как зомби. Обернувшись, он разглядел ангар, который ему пришлось обходить и который казался теперь совсем маленьким.

По мере того, как приближался конец бетонной дороги, испарения становились все зловоннее. Никогда еще ему не случалось подходить к самому краю мусорной ямы. Деметрио не мог понять, почему ночь так переполнена звуками: урчит огромный, но невидимый грузовик, стрекочут сверчки, кто-то наигрывает танго, и где-то совсем рядом то ли хрустят кости, то ли перекатываются в коробке детали пазла. Внимательно вглядевшись, он увидел впереди мусорную громаду во всех подробностях, ее изогнутый хребет, бугристую поверхность, похожую на скопище раненых, которые непрерывно шевелятся или уже не шевелятся, и тогда это, скорее всего, ночная братская могила всех городов, который теперь час? он обратил внимание, что при блеклом свете гаражных фонарей и луны, скрытой за виниловыми облаками, все похороненные стекла отблескивают зеленым. Что же на самом деле находилось внутри миллионов пакетов? Какие из них его? Мог бы он их отсюда вызволить? Бетонная дорога оборвалась, он ступил на влажную землю. В нескольких метрах внизу у его ног опухоль всего мира дышала своим отравляющим дыханием. Взгляд терялся в странно разбросанных до горизонта фрагментах, миллионах голов, высунувшихся из-под земли в холодную ночь, чтобы глотнуть немного кислорода. Деметрио не мог понять, Боже правый, откуда такое несметное количество отбросов, хотя вернее было бы сказать, отбросы двигались не как отдельные существа, а стремились слиться — все было так однородно: целлофан, мусор, тишина… Содрогание поднималось снизу, с большой глубины, он чувствовал его подошвами замерзших ног — слабую подземную дрожь, сплетающую все в искусственную непроницаемую кожу, Единый Отброс, море утопленников. Он пристально посмотрел в эпицентр монстра: море! разве нет? Или доисторическое озеро с невообразимым именем, ночь озарила медленным светом поверхность Науэль-Уапи, пахло сыростью, камнем, темная земля подавалась и дышала, бескрайние небо и озеро ворчали друг на друга, как два враждующих медведя, от холода все цвета огрубели. Он сделал еще два шага, оказался практически на кромке и вдохнул ветерок, слагавшийся из крошечных дуновений, ночь была на пороге, казалось, что какой-то мускул дрожит под слоем беззвучной влаги. Он чувствовал, что с плеч что-то опадает, тяжесть проходит, но звезды все равно напоминали чистейшую сталь, они давили на глаза; он опустил голову, и там, внизу, распростерлось все, и он сам; который же теперь час? Часы исчезли, все умирало одновременно (легкое головокружение, сдавленные виски), трепетали ящерки, и все еще слышалось свирепое рычание зверя, это вопрос времени, он подрагивал, у него свои методы — у зверя. Время. Был ли когда-то внизу город, ступни? какие ступни? он знал только, что между обрывками целлофана появились две кошки, они играли, царапаясь и ласкаясь, сливаясь в разноцветный клубок, забирались каждая в свой пакет и выскакивали из двух других, или в каждом пакете пряталось по кошке? что-то похожее на опавшие лепестки лежало на превратившейся в грязь тропе. Внезапно ему стало еще холоднее, он попробовал сконцентрироваться на отдельном облачке, на пурпурном соцветии гибких волнистых газообразных веществ. Поднимался туман. С окоченевшими лодыжками он слегка качнулся, ему показалось, что отблески стекол — это обман: звезды! это звезды на поверхности озера, словно плавающие шпоры, изрешеченная поверхность воды, и рядом с берегом — вдруг она: рубаха, превратившаяся в лохмотья, кожа, поблекшая, как старый целлофан, темное, но все еще красивое лицо, она мяукает, как кошка, но Боже, который теперь час. Наконец это тело из папируса медленно утонуло между пакетами под аккомпанемент машин и чавкающей грязи; Деметрио услышал, что его зовут, снова услышал, сначала с ненавистью, потом смирившись, приглушенный знакомый звук, отдаленный кашель человека, который хотел его уберечь, а потом — ничего, кроме холода, озера, ветерка, собранного из крошечных дуновений. Чувствуя, что в висках стучит все сильнее, он поправил рюкзак и двинулся вперед с закрытыми глазами, не останавливаясь до тех пор, пока в ночи не раздался небесно-чистый всплеск.