Бархатные коготки - [154]
— Дело прошлое, — неловко ответила я.
Но она продолжала, словно бы не услышав: как она себя казнила, как была не права. И как ей было жаль, жаль до слез…
Наконец я тряхнула головой.
— Брось, какое это имеет значение сейчас? Никакого!
— Никакого? — повторила она. Сердце у меня заколотилось. Я молчала, только смотрела, и Китти, шагнув ближе, зашептала часто-часто: — О Нэн, сколько раз я представляла себе, как я найду тебя и что тебе скажу. Не расставаться же с тобой, этого не высказав!
— Я не хочу это слушать, — внезапно испугалась я.
Я даже зажала ладонями уши, чтобы не слышать ее шепот, но она удержала меня за руку и продолжала говорить прямо в лицо.
— Ты обязана меня выслушать! Обязана знать. Ты не должна думать, будто мой поступок дался мне так уж легко. Будто он… не разбил мне сердце.
— Тогда зачем же ты так поступила?
— Затем что была дурой! Затем что сценическая карьера была мне дороже всего остального. Я думала, что буду звездой. И конечно, никак не ожидала, что на самом деле тебя потеряю… — Она замялась. Снаружи продолжалась прежняя суета: носились с визгом дети, кричали и ругались торговцы, полоскались на майском ветру знамена и транспаранты. Китти набрала в грудь воздуха. — Нэн, вернись ко мне.
Вернись ко мне… Часть моей души рванулась к ней стремительней булавки, притянутой магнитом; думаю, эта часть души будет рваться к ней всегда, когда бы она ни пришла и ни попросила.
Но другая часть души помнила — и помнит и сейчас.
— Вернуться? Когда ты по-прежнему замужем за Уолтером?
— Это ничего не значит, — быстро отозвалась Китти. — Между нами теперь… ничего такого нет. Немножко осторожности и…
— Осторожность! — От этого слова меня передернуло. — Осторожность! Осторожность! Только это я от тебя и слышала. Мы были так осторожны, осторожнее только покойники! — Я высвободила руку. — У меня теперь другая девушка, она не стесняется быть моей любовницей.
Но Китти подошла вплотную и вновь завладела моей рукой.
— Эта девушка с ребенком? — Она кивком указала назад. — Ты ее не любишь, я вижу по твоему лицу. Не так любишь, как любила меня. Помнишь, как это было? Ты была моя, моя перед кем угодно. Мы с тобой свои люди. С ней не так, с ней и ее приятелями, со всей этой дурацкой болтовней о политике. Посмотри, как ты одета: убожество и дешевка! Посмотри, кто вокруг тебя: ты потому уехала из Уитстейбла, чтобы не якшаться больше с такими людьми!
На секунду меня словно парализовало, потом я посмотрела, куда указывала Китти: на Энни и мисс Раймонд, на Ральфа, который все так же краснел и хлопал глазами, говоря с миссис Костелло; на Нору и Рут, которые стояли перед трибуной с другими девушками, знакомыми мне по «Малому в лодке». На стуле в другом конце палатки (раньше я ее не замечала) сидела Зена, обнимая широкие плечи своей любовницы, рядом находились двое приятелей Ральфа по профсоюзу: заметив меня, они кивнули и подняли стаканы. И посередине сидела Флоренс. Она склонялась к Сирилу, который тянул ее за волосы; пряди упали на плечи, Флоренс подняла руки, расцепляя его пальцы. Щеки ее пылали, она улыбалась, но, когда ее взгляд встретился с моим, в ее ресницах блеснули слезы (может, хватка Сирила оказалась слишком болезненной), а за ними проглядывало незнакомое мне уныние.
Я не могла ответить ей улыбкой на улыбку. Но, когда я обернулась к Китти, мой взгляд был спокоен и голосом я заговорила совершенно ровным.
— Ты не права. Я теперь одна из них, это мои люди. А что до Флоренс, моей возлюбленной, я люблю ее так сильно, что не могу высказать; до сих пор я сама этого не понимала.
Она выпустила мою руку и отпрянула как ошпаренная.
— Ты это говоришь мне назло, тебе по-прежнему обидно…
Я помотала головой.
— Я это говорю, потому что это правда. Прощай, Китти.
— Нэн! — крикнула она, когда я сделала шаг.
Я обернулась.
— Не называй меня так, — бросила я раздраженно. — Меня нынче так не зовут. И никогда не звали.
Она осеклась, потом шагнула ко мне и проговорила тихим, смиренным голосом:
— Что ж, тогда Нэнси. Послушай: все твои вещи до сих пор у меня. Все, что ты оставила на Стэмфорд-Хилл.
— Мне они не нужны, — отозвалась я мгновенно. — Храни их или выбрось — мне все равно.
— Там письма от твоих родных! Отец приезжал в Лондон искать тебя. Они все еще шлют мне письма, спрашивают, нет ли от тебя вестей…
Отец! При виде Дианы мне явилась в мыслях я сама на шелковой постели. Теперь, еще живей, я представила себе отца в переднике до самого пола, матушку, брата и Элис. Мне представилось море. В глазах защипало, как от соли.
— Можешь переслать мне письма, — глухо проговорила я.
Я подумала: напишу им и расскажу о Флоренс. Если они не одобрят — что ж, по крайней мере, будут знать, что я жива и счастлива…
Китти подошла еще ближе и заговорила еще тише:
— И деньги. Мы их храним. Нэн, там твоих почти семьсот фунтов!
Я покачала головой: о деньгах я забыла начисто.
— Мне не на что их тратить, — ответила я просто.
Но тут мне вспомнилась Зена, которую я оставила ни с чем, и еще я вообразила себе, как Флоренс, монета за монетой, опускает все семь сотен фунтов в кружки для пожертвований в Восточном Лондоне.
Лондонский бедный квартал, вторая половина XIX века. Сью Триндер, сирота, выросшая среди воров и мошенников, не знает, что судьба странными узами соединила ее жизнь с юной наследницей богатого имения, живущего замкнуто и уединенно. И едва порог дома переступает неотразимый Джентльмен, начинаются приключения, захватывающие дух своей непредсказуемостью.
Впервые на русском — новейший роман прославленного автора «Тонкой работы», «Бархатных коготков» и «Нити, сотканной из тьмы», своего рода постскриптум к «Ночному дозору», также вошедший в шорт-лист Букеровской премии.Эта история с привидениями, в которой слышны отголоски классических книг Диккенса и Эдгара По, Генри Джеймса и Ширли Джексон, Агаты Кристи и Дафны Дюморье, разворачивается в обветшалой усадьбе Хандредс-Холл, претерпевающей не лучшие времена: изысканный парк зарос, половина комнат законсервирована, гостей приходится принимать в цокольном этаже, и вообще быть аристократом невыгодно.
Сара Уотерс – современный классик, «автор настолько блестящий, что читатели готовы верить каждому ее слову» (Daily Mail). О данном романе газета Financial Times писала: «Своими предыдущими книгами, три из которых попадали в Букеровский шорт-лист, Сара Уотерс поставила планку качества очень высоко. И даже на таком фоне „Дорогие гости“ – это апофеоз ее таланта». Итак, познакомьтесь с Фрэнсис Рэй и ее матерью. В Лондоне, еще не оправившемся от Великой войны, они остались совершенно одни в большом ветшающем доме: отца и братьев нет в живых, держать прислугу не позволяют средства.
Сара Уотерс – современный классик, «автор настолько блестящий, что читатели готовы верить каждому ее слову» (Daily Mail) – трижды попадала в шорт-лист Букеровской премии. Замысел «Близости» возник у писательницы благодаря архивным изысканиям для академической статьи о викторианском спиритизме, которую Уотерс готовила параллельно работе над своим дебютным романом «Бархатные коготки». Маргарет Прайер приходит в себя после смерти отца и попытки самоубийства. По настоянию старого отцовского друга она принимается навещать женскую тюрьму Миллбанк, беседовать с заключенными, оказывая им моральную поддержку.
Впервые па русском – новейший роман прославленного автора «Тонкой работы» и «Бархатных коготков», также вошедший в шорт-лист Букеровской премии. На этот раз викторианской Англии писательница предпочла Англию военную и послевоенную. Несколько историй беззаветной любви и невольного предательства сложно переплетенными нитями пронизывают всю романную ткань, а прихотливая хронология повествования заставляет, перелистнув последнюю страницу, тут же вернуться к первой.
Впервые на русском — самый знаменитый из ранних романов прославленного автора «Тонкой работы», «Бархатных коготков» и «Ночного дозора». Замысел «Нити, сотканной из тьмы» возник благодаря архивным изысканиям для академической статьи о викторианском спиритизме, которую Уотерс писала параллельно с работой над «Бархатными коготками».Маргарет Прайор приходит в себя после смерти отца и попытки самоубийства. По настоянию старого отцовского друга она принимается навещать женскую тюрьму Миллбанк, беседовать с заключенными, оказывая им моральную поддержку.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.