Банкротство - [4]

Шрифт
Интервал


Однажды утром мне позвонил Исида из антикварного магазина.

– Вы недавно передали мне гравюры Шагала и Леже. Дело в том, что…

Он еще не договорил, но мне сразу все стало ясно. Следующая фраза Исиды уже не удивила меня.

– После проверки выяснилось, что это лишь копии… очень искусно выполненные, но…

Пять лет назад мой супруг купил у какого-то знакомого, своего приятеля, две гравюры, уплатив за них триста с лишним тысяч иен. С видом знатока он заявил тогда:

– За эту цену удалось купить только потому, что человеку срочно нужны деньги. Если бы не это, он запросил бы за такие вещи миллион.

Возражала ли я тогда? О, я помню все до мельчайших подробностей. Помню, как была освещена комната, помню, какая стрижка была у мужа, только что вернувшегося из парикмахерской, помню даже, какие цветы стояли в вазе.

– Что ж, ничего не поделаешь, – равнодушно ответила я антиквару. Мое спокойствие, пожалуй, несколько встревожило его. Он начал осторожно прощупывать почву:

– Это, должно быть, такой удар для вас. Вы, наверно, очень удивлены… Я пытался разузнать, нельзя ли что-нибудь получить за них…

– Не беспокойтесь. Мы и без того доставили вам столько хлопот. Я предчувствовала, что кончится чем-нибудь подобным. – Я как-то бессмысленно рассмеялась и, прощаясь, попросила антиквара при случае вернуть мне гравюры.

Я уже предвкушала, как опять брошу своему супругу привычную фразу: «Ведь я тебе говорила!»

Мысленно обращаясь к Сакудзо, я торжествующе произнесла: «Настал час суда! Пора объявить, кто из нас прав!..»

Но разве беда моя уменьшилась оттого, что права оказалась я! И все-таки я с нетерпением ждала возвращения мужа. Мне хотелось поскорее увидеть, какая у него будет физиономия, когда я выпалю:

– Твои Шагал и Леже – подделки.


Я участвовала в беседе за круглым столом на тему «Критикуем наших мужей». О чем там говорили, я уже не помню. Знаю только, что все рассмеялись, когда я сказала:

– Молоденькие сотрудницы, работающие в фирме моего мужа, прозвали его «симурэсу».[1] Дело в том, что у него никогда не бывают должным образом отглажены складки на брюках… Я все вечера напролет работаю, спать ложусь только в два-три часа ночи. Муж возвращается еще позднее. Придя домой, он одним махом стягивает с себя брюки, кальсоны, носки и швыряет на спинку кровати. Все это в скомканном виде так и валяется до утра. А утром – только бы успеть напялить все на себя…

Слушатели опять дружно захохотали, но кто-то из них заметил:

– Что ж тут плохого? В наше время все мужчины стали такими франтами, надо же кому-то быть исключением… Иначе на свете стало бы совсем скучно.

Сразу после беседы я отправилась на прием по случаю проводов старого года, его устраивало одно издательство в гостинице Акасака. На приеме должен был присутствовать знакомый редактор, и я собиралась попросить у него аванс. Не успела я войти в зал, как ко мне подошел Сюнкити Кавада. Держа в правой руке бокал, он заговорил:

– Слушай, я просто потрясен. Твоего-то дурня видели в Канда со скрипкой в руках.

– Со скрипкой?

– Да, Мурасима рассказывал, что случайно встретился с Сэги, и тот объявил ему, что хочет продать скрипку, чтобы выплатить в последний раз жалованье своим служащим. Мурасима просто опешил: мыслимое ли дело при задолженности в двести миллионов носится сейчас с какой-то скрипкой!

Перед глазами у меня проплыла картина: муж со скрипкой в руках бредет по городу в канун Нового года. Кавада продолжал:

– По чем он только думает? Чем занимается целыми днями? Неужели у него нет более важных дел?

– Есть, вне всякого сомнения. Я сама, правда, не знаю… – ответила я холодно. Чувство сострадания к мужу, бредущему со скрипкой в руках по предновогоднему городу, вернуло мне хладнокровие. Я раскланялась со своими знакомыми. Немного перекусила, выпила рюмку сакэ. Со мной опять заговорил Кавада:

– Да, все-таки твой Сэги ведет себя как-то нелепо. Мурасима говорит, что на скрипке даже были следы плесени.

Я промолчала. К нам подошел один наш общий знакомый, слывший последнее время модным писателем.

– Мне все рассказали, Сэги-сан. Как ужасно! Но представьте себе, в этом есть и положительная сторона. Да, это полезно. Молодые люди сталкиваются с трудностями. Благодаря этому они лучше узнают жизнь. И сама Акико Сэги станет наконец взрослой женщиной…

Литератор уже напился. Его самодовольный вид вызывал у меня отвращение. Он пристал к Каваде с какими-то вопросами о налогах. Потом они заговорили о женщинах.

– Она очень мила.

– Ну, и?…

– Не сомневаюсь. И мне нравится, что она зря не задирает носа.

Обращаясь к Сюнкити Каваде, я прервала их:

– Всего доброго, Кавада-сан!

– Уходите? Так рано? – удивился Кавада и стал уговаривать меня. – Совсем ведь рано. Развлеклись бы еще немножко.

В этот миг я почувствовала, как неудержимо, словно приступ тошноты, меня охватывает ярость. Меня почему-то всегда раздражают и бесят эти круглые глазки Кавады и особенно его манера смотреть на всех с младенческой безмятежностью.

– Чтобы я осталась здесь? – бросила я ему. Про редактора и аванс я уже и думать забыла. – Все вы распухли от тщеславия… Постельные дела – ваша излюбленная тема. Проблема повышения налогов – вот предмет ваших тревог. Где вы воспитывались? Забыли, что такое стыд! Выскочки! Интриганы!..


Рекомендуем почитать
Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.