Банк. Том 2 - [92]
— Ну, Вам-то в то время чуток побольше было.
— Ну, мое поколение — это случай особый. Тогда все иностранное и новое было донельзя круто… Голоса там на коротких волнах слушали, и все такое…
— Тогда все было проще и предсказуемее. Сказали, например, на ВВС у Севы Новгородцева, что для жителей города Н, в котором уже две недели нет молока, исполняется песня Beatles «No milk today»[17]. И сразу становилось ясно, кто именно положит партбилет на стол… Да и то, что молока в этом городе в ближайший месяц будет, хоть залейся…
— Да, тогда общество действительно было устроено намного проще…
— Не то, что сейчас. Хотя различных теорий общественного мироустройства тоже хоть залейся, но они…
— Не слишком верные?
— И это тоже есть… Хотя неверные — это не то, чтобы совсем правда… Эти теории или достаточно точно описывают частности, игнорируя общую картину, или накрывают всю поляну, плюя на эти самые частности, которые вдруг вылазят и начинают портить прекрасные теории мерзкими фактами. Как бы сказать… все эти теории — они, как срезы, или панорамы, дающие картину устройства общества только под определенным углом. Чем толще срезы или детальнее панорамы, тем теория общественного устройства точнее, но захватить все никому не удалось. Как, например, то, что вы мне про теорию вероятностей и руководство рассказали — все точно, да и срез довольно толстый и классный, но за пределами руководства — никак. Если взять пример общей теории, то многие делят общество на овец, волков, волкодавов и пастухов. В принципе, оно и верно, но чересчур общо. В некоторых обстоятельствах сбившиеся вместе овцы могут и волков пободать, да и с… самоидентификацией проблемы возникают. Полным-полно людей в пастухи или волкодавы рвутся, при этом, будучи во всех смыслах форменными баранами, и никаких способностей к этому не имея. А по жизни человек или даже группа людей… они находятся в пересечении великого множества таких срезов и панорам одновременно. Если они поступили так или иначе в соответствии с какой-то теорией, это, конечно, плюс ее автору, но в каких-то других обстоятельствах, или даже совсем случайно они бы двинулись в ином направлении…
— Пересечение множества срезов и панорам… А ведь, пожалуй, это тоже теория! — усмехнулся председатель.
— Хреновенькая это теория, она практически ничего не объясняет…
— Ну, по крайней мере, показывает то, что надо искать срезы потолще, или панорамы подетальнее.
— А вот с ними, как правило, проблема. Путевую теорию по руководству я только от Вас недавно услышал. А все остальное — или слишком мелкое, либо слишком широкое, второе — чаще.
— Пожалуй, насчет того, что с ними проблемы, ты прав, хотя… Сейчас этих проблем стало меньше, подумай, почему?
— Честно скажу, быстро не додумаюсь. Нервное состояние не то…
— Понимаю. Подскажу… Раньше приличную теорию никто бы не напечатал, так как она была опасна, прежде всего, для самих печатающих, которых, в случае чего, за компанию с авторами…
— Ага… А после того, как появился Интернет, ее можно выставить на всеобщее обозрение самому.
— Тут, правда, тоже не без проблем, в этом Интернете всякой мути столько, что путную информацию найти сложно. Но все-таки возможно. Кстати, многие авторы по инерции занимаются самоконспирацией, внося в свои тексты некую дополнительную ерунду.
— Главное — чтобы ерунды было все-таки поменьше, чем содержательного текста — усмехнулся Николай. А то, если текст целиком напоминает ерунду…
— То он, по известному принципу Оккама, ей и является. Такое часто и густо есть, но, порой, находится и что-то толковое. Я тут недавно нашел кое-что довольно путное про пять основных общественных групп[18]. Правда, по моему мнению, охватывает это ситуацию не от сотворения мира, а с тех пор, когда эмиссия денег стала более-менее простой.
— С первых бумажных денег?
— Ну, думаю, не так рано, хотя… возможно, первые признаки уже тогда проклюнулись. Все-таки, это не золото, процесс более простой, редкого натурального сырья не требуется, правда, инфляция вылазит. Всегда есть соблазн недостачу лихо допечатать…
— Можно подумать, что у золота инфляции никогда не было. Причем, чисто конкретной, раза где-то в два.
— Это когда такое было?
— После открытия Америки, когда испанцы его каравеллами из Америки потащили.
— А ведь действительно… Но, все-таки, это началось не в те времена и даже не с первых бумажных денег, тогда их еще печатали с оглядкой, а существенно позже, как раз тогда, когда с ними начали делать разные «шалости». Автор там просто делит нынешнее общество на пять групп, без указания начала времени деления.
— А что за группы-то?
— Ну, верхняя из них финансисты, или как он их еще называет, условные миллиардеры. Те, кто на эмиссии денег сидят или финансовыми потоками ворочает, в абсолютно любом случае чего-то с этого имея. Их надо довольно мало. Вторая группа — промышленники, или условные миллионеры. Промышленников, по жизни, больше, так как и товаров больше надо и занимаются они по жизни, востребованным делом. Третья группа — это те, кто работает собой. Певцы там, актеры, композиторы, дорогостоящие элитные проститутки, дешевые — те в пятую попадают…
Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…
Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.
Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.