Банк. Том 2 - [64]

Маща в это время чрезвычайно быстро мчалась к Ленке. Хорошо еще, что у ее новой куртки был капюшон, который она затянула вокруг лица. Увидев ее, Ленка вздрогнула.

— Заходи скорее! Юрка?

— Он самый…

— Дай пощупаю, надо понять, череп целый или нет.

— Целый вроде.

— Ох не говори гоп… Ты дочь же медсестры, а не я, про шок лучше моего должна знать.

— Да я отклониться почти успела. Как я выгляжу, зеркало есть?

— Да нахрен оно мне тут! — соврала Ленка. Давай-ка я тебя прощупаю, как следует и Семену Васильевичу позвоню, к нему рванешь.

— Ох, врете Вы мне, Елена Ивановна… Жуткая, небось, рожа?

— Не бери в голову, синяки на лице всегда плохо выглядят. Ты лучше к своим ощущениям прислушивайся, не хрустит ли чего?

— Да все нормально, я щупала уже… Ох! Больно же во второй раз!

— Больно, да нужно… Ладно, кажется, что на самом деле все нормально. Переодевайся, а я на улицу выйду, звякну, да воздухом подышу.

Вернувшись, Ленка продолжила успокаивать Машу

— Все нормально, у Семена Васильевича свинцовая примочка есть, она от синяков страсть, как помогает. Давай-ка к быстро нему…

— Да я ж выгляжу, как…

— Успокойся ты, Серега тебя точно не бросит! Понимаю я все, ты, главное, помни, что синяки сходят. Да и пока все на работе, проскочишь быстренько и почти никто и не заметит в капюшоне.

— Эх, умом-то понимаешь, но на душе лучше не становится…

— А куда деваться… Семену Васильевичу все расскажешь…

— Ох, что ж ему с папашей-то делать?

— Ну, придумает что-то. Голова-то у него соображает знатно — во второй раз солгала Ленка.

— Да что ж ему придумать-то…

— Не отчаивайся! Он мужик сообразительный.

— Ладно, поеду я, а вы к матери сходите. Она ж изнервничается вся…

— Сделаю. Езжай.

После того, как Маша добралась до дома на холме, ей пришлось выдержать третий, при этом самый пристрастный, тщательный и болезненный осмотр. Зато после него она стала вполне уверенной в том, что череп у нее цел. Зеркало Семен не прятал и она убедилась в том, что выглядела она действительно ужасно. Почти половина лица была потемневшей и изрядно опухшей… Но главное, что череп цел, да и примочка, по словам Семена, должна была помочь, как надо. Однако, оставался еще один чрезвычайно важный вопрос…

— Семен Васильевич, а что же с этим скотом делать-то… Не хочу я Вас подставлять-то, ну как поломает кости при разборке, с него ведь станется. Я, считай, всю программу школьную с Сережей прошла, мать, может и договорится в школе. Голос Семена неожиданно стал тем, который она слыхала при первой встрече летом. Он звучал чрезвычайно четко, твердо, неумолимо и командно, особо подчеркивая некоторые слова.

— Мария! Поверь мне на слово, тебе лучше ничего об этом знать. Скажи-ка мне лучше одну очень важную вещь. Елена Ивановна вязать умеет?

— А как же! Не хуже нас с матерью.

— Так… Перчатки она за сколько связать сумеет? На очень здоровые руки?

— Даже если на ну очень здоровые, то часа за три-четыре максимум.

— Ну, еще часа за два, еще и варежки, они попроще… ну в принципе, все сходится… Спасибо! Останешься тут на пару дней. Мебель, как говаривал Серега, если и захочешь, ломай в меру, половину оставь обязательно! Жратвы тут в буквальном смысле до весны…

— Ох, волнуюсь я за Вас… СМС хоть пришлите.

— Ладно… как получишь сообщение о том, что приеду, так знай, что вопрос решен. Но раньше завтрашней ночи ничего не жди.

— Эх, сутки с чем-то неопределенности минимум. Как на войну ведь Вас провожаю, папаша — то опасен чрезвычайно…

— Не бойся! Если подойти к делу с головой и все распланировать, то опасности нет никакой. Чего замялась-то, говори!

— Да я лучше промолчу…

— Говори давай! И не стесняйся — не обижусь.

— Семен Васильевич, а ну, как чего не так пойдет? У него ведь в башке незнамо чего у пьяного творится! Да и у Вас, бывает, чего-то не по плану идет…

К облегчению Маши, Семен расхохотался.

— Вон оно что! Ну, будь уверена, что тут дело попроще, чем искать ошибку в математической проблеме со сроком решения на много лет. Уж поверь на слово!

— Ну, с одной стороны, тут на глаз все попроще, явно не математика, но, с другой… Отчебучить он ведь может все, что угодно, это уж точно факт.

— Будь уверена, все пройдет нормально. Ладно, отдыхай, смотри телевизор, в баню сходи… А я на лыжи и к Елене Ивановне.

— Давайте я Вам на дорогу что-нибудь приготовлю.

— Мария! Не спорь! Иначе будешь тут лишние сутки сидеть, через то, что меня задержала. Каждый час на счету, и не спрашивай, почему именно. Давай, до свидания!

— Удачи Вам, Семен Васильевич! Ох, и понадобится она Вам…

Семен уже через три минуты буквально летел на лыжах, направляясь в райцентр. Маша через окно глядела ему вслед. Мда, за ним, однако, и молодежь не угонится, эк лихо и размашисто бежит. И ведь действительно очень торопится… Получается, что он за тот час, что она сюда добиралась, сумел все продумать, соображает старый на самом деле знатно. Знать бы, что он именно там задумал, может, и посоветовала б чего. Особо девушку озадачили вопросы о вязании, как это могло быть связано с папашей — не понятно, с какой стороны не посмотри. Очень хотелось задать встречный вопрос, но… Было же сказано о том, что лучше ей ничего не знать. Как там говорил Сережа «От всякой мудрости — много печали и умножающий знания — умножает скорбь»… В баню ей не хотелось совершенно, туда она ходила только с Серегой и это невольно напоминало ей как о разлуке, так и о предстоящей нелегкой встрече. Но в доме имелось и две ванные, вода в которые поступала из бака на пару кубометров, накачиваемого из артезианской скважины. Помывшись, Маша было села смотреть телевизор, но через четверть часа поймала себя на том, что с таким же успехом могла бы тупо пялиться на стену. Поэтому она подошла к окну, смотревшему на лыжню к райцентру и, совсем, как Семен, смотрела на то, как легкий снегопад потихоньку заметает следы отправившегося из дома человека. Это постепенное исчезновение последних напоминающих о хозяине углублений в снегу навевало тоску и одиночество. Как оно там говорилось, не помнится, где и как именно… «Все пройдет, и это тоже пройдет…» Неужто и это все тоже пройдет, как сказочный сон? По ее щекам невольно заструились слезы, которые текли совсем не симметрично из-за оплывшей щеки и полузакрытого глаза. Лишь то, что она машинально коснулась стены, заставило ее вновь рассуждать здраво. Чтобы «прошел» такой окружающий ее дом, нужно, как минимум, некоторое время, давай-ка приди в себя, и выкинь из головы всякую чушь, дуреха! Однако, выкидывание из головы чуши совсем не принесло облегчения. Ведь, даже если рассуждать максимально здраво, Семен Васильевич действительно, как на войну пошел. Папаша ведь по доброй воле в чувство не придет, это уж точно, а убеждать его силой — занятие, очень мягко говоря, небезопасное и чреватое, в лучшем случае, травмами. А то и даже летальный исход возможен, уж старого-то отец побаивается и бить точно будет со всей силы! Теперь она знала, как чувствовали себя женщины, провожавшие близких на войну и это ощущение ей совсем не нравилось… Однако, в соответствии с древней надписью на кольце царя Соломона, и это тоже прошло, а девушка, подобно Семену, просто засмотрелась в окно, завороженная медленно падающим снегом. Кресло было очень удобным, вокруг царила тишина, глаза у Маши закрылись и ее сморил глубокий сон, который из-за пережитых потрясений и нервного напряжения продлился почти до следующего полудня.