Банк. Том 2 - [35]
Глава 68
Прошло почти три недели. Осень вовсю вступила в свои права, пошли дожди и вовсю падали листья. Семен так и не сообразил, в чем состоит проблема половинной сходимости в данных и решил обратиться к Сереге. Может, у него и получится. В очередной раз встречая его и дождавшись, когда он сумеет оторваться от Маши, Семен по доброму улыбался. Хорошо все-таки быть молодым, хотя… и у возраста тоже есть свои преимущества.
— Серега! Попробуешь мне сегодня помочь кое в чем?
— Попробую! Только… Семен Васильевич, обещать-то ничего не могу. Прошлый раз я помог, а в этот может ведь не получиться.
— Понимаю я все. Но все равно попробуешь посмотреть…
Семен заметил, что вид у Маши стал сильно настороженным. Ну, Серега-то слово о сохранении тайны сдержит, это точно, да и сама девка явно не болтливая и тоже благодарная ему, тут можно быть спокойным… А чего ж нервничает-то? Надо бы Серегу порасспросить… Быстро поев, мужчины отошли в дальнюю комнату, а Маша на этот раз села за телевизор.
— Серега, ты Маше ничего не говорил!?
— Нет! Как можно?
— А чего ж она так насторожилась и занервничала?
— Эх, Семен Васильевич! Как же ей не настораживаться-то после того, что Вы с собой в прошлое решение проблемы сделали! Помри Вы — мне ж одному с Юркой явно не совладать, уйдет он с крючка и труба дело… Ведь выглядели Вы тогда не лучшим образом, а сейчас опять о проблеме заговорили. Вот и нервничает она…
Семен понял, что парень был прав и совершенно не врал, после чего мысленно выругал себя последними словами.
— Серега, извини меня… И у Маши надо бы попросить прощения…
— Да за что? Бывает… Я и сам на Вашем месте, когда столько лет работы накрывалось медным тазом, вел бы себя, возможно, похуже и даже намного. Может, и на самом деле мебель со зла ломал бы…
— Ладно. Посмотри-ка, тут на этот раз, если максимально кратко, та же проблема с половинной сходимостью данных. Но! При этом пользователь код CVV менять точно не может.
— Гм… это уже сложнее. Описание того, как этот CVV генерится, есть?
— Ну вот оно, на английском, правда…
— Ну, я на нем столько по кластерам перечитал, что технические тексты уже более-менее сносно разбираю. Давайте…
Семен присматривался к Сереге, когда он вчитывался в текст. А ведь читает он действительно довольно быстро, хотя раз пять таки залазил в словарь. Припомнив то, как у парня не на шутку расширились глаза от штампа «Разрешено к выносу…» и того, что документ прошит, Семен усмехнулся. Пусть привыкает, если его после Бауманки возьмут делать различного рода, как они называются в военной промышленности, «изделия», а это очень даже не исключено, то он немало таких «пронумерованных, прошнурованных и скрепленных печатью» документов увидит. Вообще, много их там, различного рода изделий… Сначала они фигурируют под буквенно-цифровыми номерами, но потом, еще при приближении к серии, начинают называться различного рода условными наименованиями, от обилия и разнообразия которых у противника начинает съезжать крыша… Чего только стоит цветочно-дальнобойная серия, там есть и Пион, и Акация, и Гвоздика и Тюльпан, и, вроде бы, даже Гиацинт… Хотя… быть может, в этом что-то и есть! Как бы намекает на то, что после удачного накрытия из этих самых изделий на соответствующее место уже можно нести цветочки, в идеале подходящие к названию накрывшего изделия. Правда, в боевых условиях эдакая прикладная флористика навряд ли получится, но намек достаточно непрозрачен — интересно, поняли ли его американцы? Или никаких намеков тут и в мыслях не было, а это просто так повелось? Может, там в каком-то КБ просто девушка работала и все романтически назвала? Семен отвлекся на просьбу призадумавшегося Сереги показать подготовленную таблицу с исходными данными и стал размышлять об изделиях дальше. Скорее, просто повелось так, хотя… тяжелую огнеметную систему обозвал «Буратино», скорее, мужик. Может, уже ставший дедушкой и читавший внуку понравившуюся тому сказку «Приключения Буратино» до посинения. Связь функциональности и названия не видится совершенно, там же после залпа от всех деревянных буратин один пепел останется, и то немного… Некоторые вон в Интернете даже писали, что эти названия придумывают особо засекреченные филологи, да так, чтобы врагов запутать. Мда… предположившие такое хватили явно через край, хотя… Даже у носителя языка, но незнакомого с предметом, произнесенная на полном серьезе реплика «У меня там, в семнадцатом квадрате Береза выла» может вызвать, мягко говоря, недоумение. Или, скажем, «С Юга туда Крокодилы скоро подлетят» во, они какие в России крокодилы, да еще и перелетные, водятся! Если свои толком не въезжают, то что уж тогда говорить о чужаках… Да, кстати, что-то Серега засуетился! Достал свою пластиковую карту, задумчиво вертит ее в руках и присматривается к тому, что оно там в таблице. Так… что-то он там начал делать, никак копирует таблицу и дополняет ее какими-то данными! Да еще и ухмыляется при этом, охламон юный! Неужто додумался до чего!?
— Серега, говори давай!
— А что тут говорить… Я и сам пока стопроцентно не уверен, но… Вы можете дописать программу так, чтобы она брала для каждой группы карт не по одному, а по два набора значений из этого файла? И еще полезно будет в конце строки на выходе проставить единицу, если совпадет хоть одна из входящих групп данных.
Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…
Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.