Банк. Том 1 - [139]

— Эх, сосед… Женщины, они ведь сильно разные бывают! Есть женщины живые, в них есть и свои преимущества, и свои недостатки. Но есть женщины и резиновые, мы об их существовании до перестройки даже и не догадывались. Недостатков в таких очень до черта, но и преимущества есть, и ведь достаточно серьезные! Например, завсегдашнее согласие, да и экономичность какая классная — тряпок им никаких не нужно, зарплату отдавать тоже не требуется. И молчаливость очень даже незаурядная! Беда тут вот в чем — никак не удается сделать так, чтобы как-то в одном флаконе объединить достоинства и тех и других видов женщин! Если кто-то такое сумеет сделать — ему ж не одну, а сразу три-четыре нобелевки выдать надо будет!!!

Сергей часто вспоминал этот разговор в последнее время… Похоже, что все упомянутые папашей достоинства резиновых женщин в значительной степени таки сумели перенестись в одну живую женщину, которая волею судьбы оказалась с Серегой. Самым большим его потрясением была молчаливость. По здоровому разумению, Серега в несколько приемов понял причины этого — много трепаться при прошлой столь невеселой жизни просто не могло хотеться, но, даже после существенного улучшения этой самой жизни и появления надежд на лучшее будущее, тяги к болтовне у Маши совершенно не возникало! Это вызывало у него не только облегчение но и изрядное недоумение, но Серега вновь хорошенько обдумал все и проанализировал свою собственную разговорчивость после того, как умерли родители. Говорить Сергею тогда совершенно не хотелось, он целыми днями мог не произносить больше десятка слов, однако, даже после встречи с Семеном он совсем не стал намного болтливее! Видимо, жизненные лишения в детстве навсегда оставляли такой отпечаток на характере человека. Перенесенное роднило души молодых людей… Маша практически сразу стала садиться рядом с Сергеем, когда он читал или смотрел телевизор, опираясь на него или кладя голову на ему плечо. Он обнимал Машу одной рукой, а она чуть сильнее прижималась к Сереге, и они могли сидеть так часами, ничего не говоря, лишь безмолвно, но при этом предельно ясно и четко транслируя второй стороне свою любовь и благодарность друг другу: «Спасибо, что ты есть!» При этом молодые люди вполне могли продолжать заниматься своими делами — Серега, например, мог читать Хаинлайна, а Маша или смотрела телевизор или вышивала на шелковой наволочке понравившуюся ей картинку, которую Сергей вытащил из Интернета. Пораженные взгляды Семена возникали именно в эти периоды длительного молчания, а уж Ленка, так та и вообще всего-то через пяток минут тихого наблюдения с выпученными от удивления глазами даже рот открыла, чего, впрочем, осталось незамеченным ни Сергеем, ни Машей. Собственно, обычная женская ситуация, хотя бы с той же самой Ленкой и с Машиной матерью была совсем другой, поэтому обалдение было вполне понятным и совершенно не удивительным. Конечно, с возрастом они говорили намного меньше, чем в школе, этому, безусловно, способствовали и Юрка с одной стороны и мучительный развод с другой. Однако, если старые подруги встречались друг с другом в отсутствие Юрки или появлялась занимательная тема для разговора, не говоря уже об интересных собеседниках, обе женщины живо начинали трещать, как сороки. Прямо, как в девятом классе… Дав Ленке вдоволь налюбоваться на столь же очевидно влюбленную, сколь и безмолвную пару, Семен дернул ее за руку и они потихоньку удалились. Только оказавшись в отдаленной комнате и плотно закрыв дверь, Ленка дала себе волю:

— Ну ни хрена себе! И часто они так сидят?

— Да, считай со второго дня… А может, даже и с первого, я тогда пораньше спать лег

— Мда, то, что они друг друга любят, тут с первого взгляда ясно, но я б так не сумела!

— Да я уж над этим подумал хорошенько и причины понял, но все равно удивляюсь, так как это сильно непривычно…

— Хорошо вам, Семен Васильевич, все-то вы понимаете… Причины-то эти самые в чем?

— Эх, Лена, да в том, что у одного мать с отцом в один день померли и его еще и жилплощади лишили, у бабки перебивается. А вторая… ну, могу только предположить, местным-то наверняка больше известно, но, глядя на ее папашу, мне думается, что жизнь у нее была совсем не сахар уже очень давно.

— Это уж точно! Юрка еще до того, как она в школу пошла, запил вчерную.

— Так и сообразите, сильно ли это способствует болтливости? Вы-то с Катей в счастливом детстве выросли, те проблемы, которые возникают после, не так влияют, видимо — и шутить вы друг над другом можете и немного веселиться. А вот у них…

— Бедолаги…

— Их еще и поэтому друг к другу тянет, есть тут общность душ, есть…

— Пожалуй, что так… Кстати! Катька мне сказала, что она от Сереги обалдела совсем-совсем…

— А отчего ж так?

— Да от того, что смотрит он ну прямо как сосед, которому лет за 50! Взгляд не соответствует возрасту никак! С одной стороны, так сразу же видно, что парень он серьезный и доверие внушает, но вот с другой…

— Я в нем это тоже заметил сразу же и не мог понять, в чем дело… К сожалению, узнал слишком быстро и совсем не так, как хотелось бы…

— Семен Васильевич! Мы Вам с Катькой не то, чтобы, как она сказала, по гроб жизни, а даже и после него обязаны! Хотите, я Вам тут по хозяйству помогу, сготовлю всего, постираю, еще чего сделаю… Катьке-то нельзя, Юрка живой пока, но я тут даже и за двоих поработаю, если что.