Банджо-блюз - [5]

* * *

Шло время. Хумбаба недолго царствовал на троне Урука, только пока не явились наемники из далекой Нубии. Пришельцы начали жечь деревни, и Хумбаба собрал и выставил армию против них. И тут выяснилось, что три предводителя чужаков – бессмертные. Отборные войска Хумбабы были бессильны против них, и в конце концов темнокожий противник взял в поединке его голову.

Хумбаба умер с кривой усмешкой на устах, и последняя его мысль была о полуразрушенном храме на пустыре севернее Эшнунны.

* * *

Время продолжало течь своим чередом. Гильгамеш сломал себе шею, чтобы высвободить голову из хомута, но против остальной цепи оказался бессилен. Прошли годы, прежде чем он смирился с тем, что из этой тюрьмы нет выхода.

Как-то цепь на левой ноге лопнула. Гильгамеш это заметил, попыток освободиться не возобновил. Головой можно крутить куда хочешь – и ладно. Взор его отдыхал на скудной зелени, отвоевавшей себе место в стенах заброшенного святилища. Иногда он почти забывал, что на полу у его ног громоздится сотня скелетов, и сотня черепов обвиняюще взывает пустыми глазницами.

А потом обвалилась крыша и погребла и останки шумеров, и скованного царя. Он встретил смерть под рухнувшими камнями, как желанную гостью.

Шумер, 856 до н. э.

Одинокий всадник саркастически усмехнулся, пробурчав: «Это и есть та самая проклятая долина? Не удивительно, что в местных деревнях всерьез верят, что при солнечном затмении небо может обрушиться им на головы».

Он тряхнул копной каштановых волос, смахивая их с лица, и поскакал дальше. И увидел на краю дороги то, что недавние дожди вымыли из песка: человеческий череп. Путешественник огляделся вокруг, заметил выбитые на скалах знаки и еще один череп на скальном выступе.

Древнее кладбище?

Ночь уже вступала в свои права, а вместе с ней и холод. «Святая земля, неплохо», – подумал всадник, въезжая дальше в долину в поисках убежища.

Долина заканчивалась тупиком, и путешественник уже собирался заночевать под голой скалой, как вдруг обнаружил едва заметные руины какого-то сооружения, возможно, древнего храма. Почти все его стены обрушились, но задняя сторона углублялась в гору, там всадник и решил устроиться на ночлег. Он спешился и повел коня по выветрившимся каменным плитам.

Странное чувство охватило его, и тут он понял, что стоит посреди развалин, а кругом во множестве разбросаны человеческие останки.

– Действительно, кладбище, и ощущение здесь какое-то тягостное, – буркнул он. Но шел дальше, ибо в призраков не верил. Шел, пока не наткнулся на торчащую из-под кусков каменной плиты руку. Без признаков разложения. Странное чувство усилилось, и Тьянефер из Трои[3] уже знал, что имеет дело с бессмертным.

Разбирать камни было нелегко. Взору Тьянефера предстало разбитое тело мужчины --  бессмертного. Человек был обвит множеством цепей и прикован к непонятной металлической конструкции. Тьянефер освободил его, потом развел костер и принялся ждать.

Разбудил его Зов, уже перед самым рассветом. Тьянефер посмотрел в сторону почти прогоревшего костра, где лежал другой бессмертный. Тот, похоже, только что очнулся и лежал, уставившись перед собой. Тьянефер бросил в костер несколько веток.

– Я Тьянефер из Трои, – он подождал, но незнакомец никак не отреагировал.

– Кто ты? – Тьянефер вдруг подумал, что чужак не понимает по-гречески, и повторил вопрос на вавилонском, потом на других языках, бывших в ходу у различных народов. Неизвестный бессмертный только вертел головой, прислушиваясь к словам, но без малейшего понимания. Взгляд его был пуст, как неисписанный папирус. Вдруг чужак низко наклонил голову, косясь на меч, который Тьянефер для верности держал в руке. Тьянефер не сразу понял, что незнакомец хочет умереть.

Обезглавить его просто так, без поединка? Нет, это неправильно. К тому же они на святой земле.

Тьянефер мотнул головой и направился к своим вещам – готовить завтрак.

* * *

Гильгамеш смотрел на человека, говорившего на непонятном языке. Мысли двигались медленно, как в вязком болоте. Столетия под завалом не помогали мыслить быстрее. Бессвязные отрывки воспоминаний... они таинственным образом притягивали к одному месту... там полураздробленный череп.

– Мари... – столетиями не использованные голосовые связки выдали лишь хриплое карканье. Здесь, на этом самом месте она пела. До конца. «Живи, возлюбленный мой!» – все еще звучало у него в голове.

Да, он все еще живой. Какую бы игру ни затеяли с ним боги, он всегда остается в живых.

Чей-то голос проник в его затуманенное сознание. Он медленно обернулся – чужой бессмертный протягивал ему хлеб.

– Тьянефер, – произнес тот, указывая на себя. Он повторял несколько раз, и Гильгамеш понял, что это имя незнакомца. Потом тот указал на него и что-то спросил, снова повторяя вопрос.

«Он хочет знать мое имя. Мое имя? Кто я? Я Гильгамеш, герой Урука?» – он обвел пустым взглядом разбросанные кругом кости, и больше никогда не вспоминал это имя. Оно исчезло из его памяти.

Северная Италия, 267 до н.э.

Он поплотнее закутался в медвежью шкуру, ибо несмотря на раннюю весну, вечером было довольно холодно. Обычно он избегал людей, как и они избегали его, но сейчас его словно волшебной силой неотвратимо тянуло к лагерю. Оттуда слышалось пение, дивный женский голос.