Банджо-блюз - [4]

Гильгамеш перевел взгляд на Хумбату:

– Что за игру ты задумал? Это святая земля, ты не можешь меня здесь обезглавить.

– О, нет, обезглавливать тебя я не собираюсь, – рассмеялся Хумбаба. – Пока не собираюсь, – и внезапно добавил: – Для тебя у меня другие планы. Я дам тебе время. Много времени. Чтобы ты мог поразмышлять о честных поединках и как их положено проводить.

С этими словами он подал знак воинам, и те потащили Гильгамеша к металлическому сооружению, напоминавшему искаженный трон. Они заставили рослого шумера сесть на «трон» и, с великим трудом удерживая, обвивали длинной цепью. Вскоре все его тело было скрыто под неизвестным металлом, свободной оставили только голову. Гильгамеш напряг мускулы, но цепь не давала ни малейшей слабины. И тут начали сбываться самые страшные его кошмары.

Стража привела еще пленников, и Гильгамеш узнал их. Там был военачальник Уннар, и верный слуга Синини, и верховный жрец Эшнунны Титна-уштим, и там была... Гильгамеш не смог сдержать крик, увидев Мари, всю в синяках и связанную.

– Что ты делаешь, демон! Это только наше дело, только между нами!

Металлический хомут прочно зафиксировал его голову, принуждая смотреть в одном направлении. Гильгамеш закрыл глаза, когда воины начали проламывать пол и вбивать столбы прямо перед ним. В ушах стоял грохот молотов.

Удар в живот заставил его дернуться. Открыв глаза, он увидел у столбов дюжину пленников, а через пролом – остальных. Каждый был привязан так, что мог смотреть только на царя.

– Я бы казнил всех, – небрежно бросил Хумбаба, – но кто-то же должен работать, город отстраивать. Поэтому я ограничусь сотней твоих ближайших друзей и вернейших слуг. Чтоб ты не скучал, – с насмешкой добавил он, выхватывая из-за пояса нож. Потом схватил Синини за левую руку и точным движением перерезал ему вены.

– Кровь твоих подданных за кровь моих! – теперь сам голос Хумбабы походил на режущее лезвие. Он шагнул к другому столбу и схватил руку отчаянно сопротивляющегося Титна-уштима, игнорируя заклинания жреца. Через секунду пол у ног Титна-уштима окрасился красным.

Гильгамеш видел страх смерти в глазах своих людей и в этот момент готов был на все, только бы их спасти.

– Возьми мою голову, отпусти их, – шептал он.

Хумбаба коротко посмотрел на него и с мрачной усмешкой повернулся к следующей жертве.

– За моего убитого брата! – гремел он, выпуская сдерживаемую столетиями ярость. Вазин-уни, мудрейшая женщина Эшнунны, умерла с тихим вздохом.

– За сожженные кедровые дворцы, красу и гордость моей страны! – Хумбаба зарезал очередного пленника. Пол храма давно превратился в озеро крови.

Он снова повернулся к Гильгамешу:

– И за то, что ты велел смертным меня убить, чтобы спасти тебя от поражения!

– Возьми мою голову! – кричал Гильгамеш. Но Хумбаба медленно приблизился к остававшемуся невозмутимым до конца Уннару и всадил ему в сердце нож.

Следующий столб – Мари. Хумбаба так же не спеша подошел к ней. Глаза Гильгамеша расширились от ужаса. Не осталось больше ничего, что он мог бы предложить Хумбабе, и не было ни одного бога, у которому бы он не взывал, моля о помощи.

Но Хумбаба убрал нож, усмехнулся и мягко отвел прядь волос с лица Мари:

– Нет, тебя пожалуй оставлю, – с этими словами он кивнул стражникам и вместе с ними покинул храм, оставив Гильгамеша среди мертвых и умирающих.

Выходя, он бросил через плечо:

– Я еще приду за твоей головой. Однажды.

* * *

Он не мог освободиться. Он не мог даже повернуть головы, а когда воины приходили убить еще кого-нибудь, они заставляли его смотреть. Хумбаба больше не появлялся. Через шесть дней в живых оставалась только Мари. Гильгамеш смотрел на нее и не мог вымолвить ни слова. Что он мог сказать? Просить прощение за то, что не сумел защитить ее? Больно было смотреть ей в глаза, полные такой же любви, как в тот далекий день, когда повелитель Эшнунны почтил визитом винный погребок ее отца. Всего пару раз ей приносили хлеб и воду. Гильгамеш чувствовал, что ее силы на исходе. Внезапно она подняла голову и заговорила, впервые за все время плена.

– Живи, Гильгамеш! Живи, возлюбленный мой! – и запела, ломким, дрожащим голосом, но неустанно:

Боевой топор он поднял рукою,

Выхватил из-за пояса меч свой, –

Гильгамеш поразил его в затылок,

Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;

На третьем ударе пал он,

Замерли его буйные члены,

Сразили они наземь стража, Хумбабу, –

На два поприща вокруг застонали кедры:

С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.

Сразил Энкиду стража леса,

Чье слово чтили Ливан и Сариа,

Покой объял высокие горы,

Покой объял лесистые вершины.[2]

Гильгамеш не открыл глаз, когда голос Мари навеки умолк. Прошли недели, прежде чем он снова бросил взгляд на единственный доступный ему кусочек мира, бывший могилой дорогих ему людей. Больше всего желал Гильгамеш, чтобы Хумбаба наконец пришел и дрался с ним. Но со временем гнев на врага сменился злостью на самого себя: «Прославленный герой Урука... любимец богов... город не отстоял... доверившихся тебе людей не защитил... их убили за твои прошлые деяния... за то, что ты сотворил в другой, давно минувшей жизни...»

В бесконечной череде мучительных смертей и воскрешений Гильгамеш был бы рад умереть окончательно.