Балъюртовские летописцы - [21]

Слушая Абакара, я припомнил, что видел Мантаева на каком-то совещании, где он держал речь, — кругленький, краснощекий, с франтоватой прической, белые манжеты выглядывали из рукавов костюма…

Вначале, когда, по указанию сверху, ферму только создали, рассказывал зять, к свиньям никто не подходил, и они чуть не подохли с голоду. Сам Мантаев, из жалости, рано утром и по ночам, чтобы не видели аульчане, сбрасывал корм животным с крыши — не дай бог коснуться „скверной твари“.

От Абакара я узнал много такого, что по-настоящему взволновало меня. Я даже записал кое-какие факты, помня, что придется говорить в райкоме, и уже очень хочу этого разговора».

14

Мурат Кадырович куда-то торопился, и, пока Второй подробно докладывал о положении текущих дел, руки его то тянулись к телефону, то перебирали бумаги на столе, и вообще он как-то странно трясся, словно был не человек, а давно заведенный автомобиль, который вот-вот умчится.

Первый секретарь постоянно в разъездах, и Алимову кажется, что ему некогда думать, углубляться в суть вещей. Вот и сейчас он слушает Салавдина Алхановича, а сдвинутые брови и морщинки на желтом лбу говорят о том, что мысли его далеко.

Но когда Салавдин Алханович кончил докладывать, первый секретарь улыбнулся:

— Я в курсе всего: и статью о Бекишевой читал, и с самой Бекишевой беседовал — она подходила ко мне сама, еще на той неделе, когда я осматривал их хозяйство, просила реабилитировать, снять с нее позор…

— Позор! — Салавдин Алханович саркастически усмехнулся. — Она сама позорит имя комсомолки. Я считаю, Мурат Кадырович, что газета должна раздолбать и Бекишеву, и ее жениха, этого дипломированного невежду, живущего старыми представлениями!

— А что думает редактор? — обратился к Алимову первый секретарь.

— Думаю, что правы древние кумыки, утверждавшие: вставленным глазом белого света не увидишь. Если не тянется человек душой к делу, толку не выйдет, как бы мы этого ни хотели. Если раздолбаем Бекишеву, как говорит Салавдин Алханович, мы ничего этим не добьемся, лишь разобьем судьбу молодых.

— Тем самым поощрив тех, кто свои личные интересы ставит выше общественных, — вставил Салавдин Алханович.

— Мы с Салавдином Алхановичем этот вопрос уже обсуждали, — продолжал Алимов. — Но мы не вполне понимаем друг друга, поэтому я обращаюсь к вам, Мурат Кадырович. Салавдин Алханович, как вы сами только что слышали, требует разносной статьи, а я упираюсь, потому что не убежден, что выращивание свиней и наших условиях — главная задача сегодняшнего дня. Кроме того, я не уверен, что тут таятся какие-то общественные интересы, к которым постоянно апеллирует Салавдин Алханович.

— Так, так… — Мурат Кадырович смотрел на Алимова с любопытством.

— Кумыки, да и вообще дагестанцы, как вам известно, издревле занимаются разведением молочного скота, овцеводством и получают редкие сорта шерсти, хорошее мясо. Они содержат табуны, выращивают птицу. Разве все это для государства менее важно, чем несколько сотен свиней, которых мы держим по брюхо в грязи и впроголодь? Вокруг свиней много шума, а пользы… — Алимов махнул рукой.

— Государству в общем-то все равно, где мы добудем для него мясо, лишь бы добыли побольше, — начал Мурат Кадырович, — но для наших хозяйств свиноводство — дело весьма доходное…

— Не знаю, — перебил Алимов, — по-моему, мы не извлекаем из этого для себя, никакой пользы!

— Почему? Вы не правы, — сердито включился в разговор Салавдин Алханович. — Вот же байрамаульцы, ферма Мантаева…

— Как раз о ферме Мантаева я и хотел сказать, — подхватил Алимов. — На нее нацелено внимание всего районного руководства, все лучшее идет туда, начали строительство кормоцеха и свинарника полуоткрытого типа, так называемого летнего лагеря для поросят. Кормят свиней зеленой подкормкой, искусственным молоком, зерном отменного качества, даже свежевыпеченным хлебом. Лозунг бросили: «На каждый гектар пашни — свинью весом в восемьдесят килограммов!» Может, я и ошибаюсь, но во всем этом я не вижу никакой необходимости, тем более выгоды. Приложи мы такие усилия к другой сфере, мы извлекли бы из этого гораздо большую пользу.

— Например? — снисходительно усмехнулся Салавдин Алханович.

— Возьмем ту же самую кукурузу. Ведь кукуруза — наша культура…

— Какая она наша? Ее Колумб завез на наш материк, — засмеялся второй секретарь.

— Наша, потому что прижилась на нашей земле и люди испокон веков научились ее выращивать, — настойчиво продолжал Казбек. — Мы же отвернулись вдруг от нее, и не потому, что кукуруза не оправдывала наших забот, а потому, что внимание к ней в последние годы поубавилось. Конечно, не следовало засеивать кукурузой всю страну, как это мы делали одно время, но вряд ли разумно вообще отвернуться от нее и теперь повсеместно выкорчевывать.

— Мы о свиноферме, а ты нам — о кукурузе! — Салавдин Алханович досадливо поморщился.

— Что ж, будем говорить о свиноферме, — спокойно сказал Алимов. — Вот мы аплодируем: Мантаев, Мантаев!.. А известно ли вам, что к этой свиноферме Мантаев не имеет никакого отношения?

— То есть как «не имеет»? — рассердился второй секретарь.

— Очень просто. Свиней там содержат наемники, трое русских и одни украинец, а Мантаев — для показухи, для трибуны, для фоторепортеров.