Баллада: Осенние пляски фей - [3]

Последовала длинная неловкая пауза. Раньше мы бы дружески обнялись… Впрочем, это было до Люка и до сообщения, которое я ей отправил и которое ни она, ни я не могли забыть.

— Ты загорела, — сказал я.

Вранье, Ди никогда не загорает.

Она почти улыбнулась в ответ:

— А ты постригся.

Я провел рукой по голове, задержавшись пальцами на свежем шраме над ухом.

— Мне выбрили место, куда накладывали швы, а я просто довел дело до конца. Подумывал выбрить на затылке первые буквы имени, но представь, только сейчас осознал, что они складываются в слово «ДЖЕМ». По-моему, это личное оскорбление.

Ди рассмеялась, и я невольно обрадовался.

— А мне кажется, тебе подходит, — сказала она, разглядывая мои руки, так густо покрытые каракулями до запястий, что под чернилами почти не видно кожи.

Я хотел спросить, как у нее дела, про фей, про сообщение, но важные слова не шли с языка.

— Больше, чем тебе.

Она снова рассмеялась, хотя я и не думал ее смешить, мне просто нужно было что-то сказать.

— Вы что здесь делаете?

Мы с Ди развернулись и оказались лицом к лицу с Евой Линнет, преподавателем драматической литературы. В тусклом свете она напоминала маленького бледного призрака. Симпатичное лицо портила хмурая гримаса.

— Вы вышли за территорию школы.

Что-то было не так, но я не сразу сообразил, что именно. Она пришла со стороны холмов, а не от школы.

Линнет склонила голову, делая вид, что только сейчас заметила Дейдре. Ди покраснела, как будто нас застукали.

— Не знаю, в каких школах вы учились раньше, но здесь мы такого не одобряем, — бросила Линнет.

До этого лета я бы отшутился, сказал бы, что она не о том думает, что я с рождения у Ди в рабстве или что между нами ничего не может быть, поскольку Ди отталкивает какая-то химическая составляющая моей кожи. Вместо этого я просто сказал:

— Вы ошиблись.

Прозвучало так, как будто я оправдываюсь, и она это почувствовала, потому что продолжила:

— Неужели? Зачем же вы тогда сюда пришли?

Я понял. Я посмотрел мимо нее, в сторону холмов:

— Мы ждали вас.

Линнет выглядела то ли рассерженной, то ли испуганной. Некоторое время она молчала.

— По-моему, нам всем здесь не место. Ступайте по своим общежитиям и забудьте, что здесь видели. Нехорошо начинать учебный год с неприятностей.

Линнет развернулась и пошла к школе, Ди восхищенно посмотрела на меня, а затем повела глазами в сторону Линнет, явно пытаясь сказать: «У нее крыша поехала!»

Я пожал плечами и криво усмехнулся. По-моему, с крышей у Линнет все в порядке. Сдается мне, что не я один бежал за музыкой.

от: ди

кому: джеймсу

текст сообщения:

вчера все странно вышло, оч скучаю по нашим разговорам.

только ты вряд ли захочешь м слушать, думаю о многом.

о люке, мое сердце разбито, м тошнит от мыслей о нем.

отправить сообщение? да/нет

нет

сообщение не отправлено.

сохранить сообщение? да/нет

да

сообщение будет храниться 30 дней.

Джеймс

День одиннадцатый (11) (эльф), если верить пометкам на моей левой руке. Закончилась первая неделя — сплошные знакомства и вводные занятия. Вторая неделя начала показывать зубы: пошли ответы у доски, навалилось огромное количество домашней работы. Странно, я почему-то думал, что школа для музыкально одаренных будет непохожа на обычную, а единственное отличие в том, что здесь роли распределяются по группам инструментов в оркестре.

Медные духовые: придурки. Деревянные духовые: кучка снобов. Струнные: заучки, которые все время тянут руки. Ударные: клоуны.

Волынщики: я.

Только занятия по английскому у мистера Салливана остались без изменений. Первый урок по вторникам, четвергам и субботам. Кофеин свой. Он разрешает нам пить кофе на уроке и не притворяется, что в несусветную рань можно обойтись без допинга.

Так вот, Салливан — куратор курса, блюститель порядка в общаге, преподаватель английского — вел занятия, сидя на столе и не выключая музыку в проигрывателе. Остальные преподаватели на второй неделе прекратили реверансы и взялись за нас по-серьезному, а Салливан остался все тем же молодым угловатым посланником Шекспира и компании. Читать он задал убийственно много еще на первой неделе, и на второй ничего не изменилось. Мы бы, может, и возражали, но нам разрешили потреблять кофеин, ставить столы по своему усмотрению и даже ругаться по мере необходимости.

— Мы будем изучать «Гамлета», — объявил Салливан утром одиннадцатого дня, держа в руках огромную термокружку, от которой по всей аудитории расползался запах кофе. Поскольку Салливан — младший преподаватель, он живет при школе и выполняет обязанности куратора. Коридор рядом с его комнатой всегда пахнет как кофейное святилище. — Кто из вас его читал?

В классе нас было немного, даже по местным стандартам — всего восемь человек. Никто не поднял руки.

— Вы — дикари! — радостно провозгласил Салливан. — Впрочем, пожалуй, так даже лучше. Ну хоть название вам знакомо?

Класс отозвался утвердительным бормотанием. Сам я «Гамлета» не читал, хотя к Шекспиру отношусь неплохо с тех самых пор, как услышал: «Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры»[1]. Не то чтобы я фанат или член тайного общества, ничего такого, однако непременно поздоровался бы с ним при встрече в коридоре.