Баллада о Максе и Амели - [46]

– Без своей подружки ты умер бы от голода!

Макс слопал половину мыши и сердито сказал:

– Я вообще-то как-то раз охотился на зайца. Когда прогуливался с хозяйкой по полям.

– И ты его убил?

Синее Перышко присела на траву рядом с нами.

– Нет, – признался Макс и улегся, чтобы передохнуть.

– А ты его хотя бы поймал?

Она приподняла клюв в сторону его морды так, будто хотела ее клюнуть.

– Да, поймал.

Его слова меня удивили. Хоть я знала, что Макс может бегать намного быстрее меня, я бы ни за что не поверила, что он может поймать зайца. В отличие от меня, Синее Перышко сразу поняла, что тут к чему:

– Ты не можешь убить ни одного зверя, да?

– Я практиковался на мягких игрушках Лилли. У одного медвежонка я даже выдрал всю шерсть и разбросал ее по комнате. Хозяйка сильно рассердилась, а Лилли – опечалилась…

То, что такой его поступок огорчил ту маленькую девочку, все еще, похоже, приводил Макса в уныние. Или он стал таким грустным от вопроса птицы потому, что ему было стыдно, что он не способен убивать? Возможно, и то, и другое.

– Я почти ничего не понимаю из того, что ты говоришь, – насмешливо зачирикала Синее Перышко. – Я знаю только одно: ты – слабак!

Макс не стал защищаться – как не стал защищаться от нападавших на него детей тогда, на мусорной свалке. Оттого, что он этого не сделал, я разозлилась. Разозлилась на него. Но и на Синее Перышко тоже. Что эта птица о себе возомнила? Разорвать на части зайца – это ведь намного труднее, чем вытянуть червяка из земли!

– Ты сама слабачка, – рявкнула я пернатой твари, причем так громко, что от моего дыхания у нее зашевелились перышки.

– Чушь! – сказала в ответ Синее Перышко.

– Если бы ты была сильной, тебе не нравились бы песни о слабаках!

Синее Перышко взмыла в воздух и сердито прочирикала:

– Все, хватит уже жрать!

Макс вскочил на ноги и последовал за ней, хоть она его и оскорбила. У него не было выбора, если он хотел вернуться к своей Лилли. И у меня тоже не было выбора. Я ведь хотела оставаться рядом с ним.

– Я не такой сильный, как ты, – сказал мне Макс.

Синее Перышко летала сейчас так высоко над нами, что меня стали слепить солнечные лучи, когда я попыталась следить за ней взглядом.

– Нет, Макс, ты сильный, – возразила я, хотя все еще злилась из-за того, что он не смог дать отпор какой-то там маленькой птичке.

При этом я ему не лгала – этого я уже делать не буду, какие бы ужасы с нами ни происходили. Да, я верила в то, что только что сказала. Только сильная собака способна забрать у другой собаки ее страх.

– А почему ты так думаешь? – спросил он.

Мой ответ удивил меня саму. Во-первых, потому, что он так быстро пришел мне на язык, и во-вторых, потому, что он был для меня таким очевидным:

– У тебя сильная душа.

– Душа?

– Душа – это то, что составляет твою неизменную сущность. От одной жизни к другой, – изложила я то, во что верила.

Макс все понял без каких-либо дополнительных разъяснений с моей стороны. Я увидела по нему, что он пытается ощутить ту силу, которая была у него когда-то в предыдущих жизнях. Немного такой силы он, похоже, и в самом деле в себе нашел, потому что вдруг побежал так быстро, как только мог, через луг, словно желая доказать самому себе, что он может быть таким же решительным, как Ровер и Бальдр. Я бросилась вслед за ним, но пробежав расстояние лишь в несколько собачьих туловищ, невольно начала отставать. Так быстро никогда не бегал даже Гром. Сейчас я видела перед собой пса, который, если бы только захотел, смог бы догнать любую другую собаку.

Даже Синее Перышко сверху изумленно наблюдала за тем, как Макс стремительно взбежал на небольшой пригорок, а с него помчался обратно к морю.

Чуть позже Макс развернулся, помчался назад, заскочил на пригорок, на который только что вскарабкалась я, и сказал:

– Если я когда-нибудь и стану сильным, то только благодаря тебе.

34

Наступает утро. Мне лучше. Рана гноится уже меньше, кровотечение почти прекратилось. Укус скорпиона я пережила. Однако голод и жажда доконают меня, моих детенышей и всю остальную стаю, если мы в ближайшее время не найдем какой-нибудь водоем.

Анатьяри стоит рядом с тремя другими людьми. Они взволнованно разговаривают. Он возвращается к нам и говорит Йедде:

– Вы останетесь здесь. Мы четверо отправимся в разных направлениях, чтобы поискать воду.

– Ты пойдешь один? – озабоченно спрашивает Йедда.

– И найду воду для нас всех, – Анатьяри весь сияет.

Он был и остается большим оптимистом.

Йедда отнюдь не сияет. От нее пахнет страхом. Пахнет так сильно, что я чувствую у себя на языке горький вкус сгнившей лимонной осины.

– Я вернусь, – обещает Анатьяри, однако у него не выходит забрать у Йедды ее страх.

– Ты будешь остерегаться Золотого Света? – спрашивает Йедда, и я невольно вспоминаю о Кассиопее, которая вроде бы должна появиться вслед за Золотым Светом, чтобы стать предводительницей всех кошек и установить их господство во всем мире.

– Клянусь тебе в этом, – очень серьезно говорит Анатьяри. – Я буду остерегаться Золотого Света.

В последующие дни мы питались мертвыми чайками, валявшимися на пляже. Когда нам не удавалось найти трупы чаек, я убивала для нас мышей. Один раз мне удалось поймать еще одного зайца, а один раз даже ежа. У меня это получалось так, будто я всю свою жизнь только тем и занималась, что охотилась.