Баллада о Максе и Амели - [45]
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что наша любовь сильнее забвения.
Когда я проснулась и почувствовала, что с одной стороны меня освещает уже солнце, а с другой – еще луна, я стала потягиваться. От этого проснулся и Макс, который все еще плотно прижимался ко мне.
– У тебя все хорошо? – спросил он, открывая глаза.
– Да, – ответила я и прижалась к нему чуточку покрепче. – А у тебя?
– Мне сегодня ночью ничего не снилось. Потому что мы лежали рядом друг с другом.
– Потому что мы лежали рядом друг с другом, – повторила я его слова, и это мне понравилось.
– Ты никогда мне не рассказывала о том, что снится тебе, Рана.
– Мне снятся сны о нас…
– …и в то же самое время не о нас.
– Да. Однако сны эти не такие ужасные, как у тебя.
– Мы любим друг друга в твоих снах?
– Да…
– А…
Макс не решился больше ничего сказать.
– Ты хочешь знать, любим ли мы друг друга и сейчас? – тихо спросила я.
– Да.
Он посмотрел на меня. В его взгляде чувствовалась надежда и одновременно уязвимость. От правильных слов с моей стороны его глаза могли бы радостно засверкать. От моих неправильных слов его надежда погасла бы.
Инала любила Дьялу.
Айме любила Ровера.
Фрейя любила Бальдра.
А я? Любила ли я Макса?
Снились ли нам сны о наших предыдущих жизнях – если таковые и в самом деле у нас были – потому, что наша любовь была сильнее, чем забвение?
Пса лучше Макса я еще никогда не встречала. Он прогнал мой страх и заботился обо мне. Всю дорогу прочь из города, вдоль реки и до самого моря он следил за тем, чтобы мы держались друг возле друга и чтобы расстояние между нами и птицей не становилось слишком большим. Синее Перышко ведь не обращала особого внимания на то, успеваем ли мы, собаки, за ней или нет. Но чувствовала ли я себя рядом с Максом так же уверенно, как чувствовала себя рядом с Дьялу Инала?
Нет.
Пахло ли от него для меня так же, как для Иналы пахло от Дьялу?
Нет.
И вот теперь ему захотелось узнать, какие чувства я к нему испытываю. Однако я не знала, что такое любовь. Я судила о любви только по своим снам о пустыне. А в этом сне от меня и от Дьялу пахло одинаково – как от одного и того же живого существа. От меня же и от Макса одинаково не пахло.
Мне не хотелось говорить правду, но, с другой стороны, и врать тоже не хотелось. Поэтому я отвернулась и посмотрела на Синее Перышко, которая тоже уже проснулась и сейчас тянула клювом червяка из влажного песка.
– Я для тебя – всего лишь калека, – тихо сказал Макс.
– Но и я тоже калека…
– Однако я – такой калека, который не может иметь детей.
Макс бросил взгляд в сторону птицы, которая в этот момент клювом разрывала червяка на две части. Одну часть она тут же проглотила, а вторая упала на песок и лежала теперь там в ожидании, когда и ее подберут и проглотят. Мне не хотелось причинять Максу боль, но я, тем не менее, это сделала.
– Это… Это не… – пробормотала я.
Макс повернулся ко мне и рявкнул:
– Что же это тогда?
Меня задело то, что он на меня рявкнул, а потому я рявкнула на него:
– А ты-то меня любишь? Меня, самку с одним глазом?
– Да, люблю, – ответил он.
Меня любят? О прародительница собак, меня любят!
Я не могла в это поверить. Нет, я не хотела в это поверить. Потому что это вселяло в меня страх. Я фыркнула, встряхнулась и пролаяла ему:
– Потому что тебе приснился об этом сон? Именно поэтому нам следует друг друга любить?
– Да, – абсолютно спокойно ответил Макс.
– Потому что такова наша судьба?
– Да…
– А ты любил бы меня, если бы не видел тех снов?
– Что?
– Без своих снов ты считал бы меня уродливой.
Макс ничего не сказал в ответ.
– Или ты чувствуешь себя рядом со мной в такой же безопасности, как на пляже из твоего сна?
Макс снова промолчал.
– Мой запах для тебя такой же приятный, как запах самки из твоего сна?
– Нет, – смущенно признался он.
Это было мне неприятно. Гораздо неприятнее, чем должно было бы быть.
Это ощущение было настолько болезненным, что мне захотелось сказать ему в отместку: «Твой запах тоже для меня не такой приятный, как в тех снах!»
– Я не могу зачать детенышей, – Макс печально посмотрел на меня своими темными глазами. – Именно поэтому мой запах – другой.
Мой гнев тут же улетучился, моя боль почти забылась. Мне хотелось лишь как-то ослабить его горе, и я сказала:
– Поэтому он приятнее для моего носа, чем запах любого из всех псов, с которыми я знакома.
В его глазах засветилась надежда.
– Мы – не собаки из тех снов, – продолжала говорить я. – Если бы нам и следовало друг в друга влюбиться – когда-нибудь влюбиться друг в друга по-настоящему…
– Ты имеешь в виду, что то, что я чувствую, – это ненастоящая любовь?
– Я этого не знаю. Только ты можешь ответить, что сон, а что – правда.
Макс промолчал.
– Если бы нам и следовало когда-нибудь друг в друга влюбиться, то не из-за сна и не из-за того, что это наша судьба, а из-за того, что нам так велят наши сердца.
Макс слегка покачал головой вверх-вниз и ответил:
– А другой любовь быть и не должна.
33
Мы последовали за Синим Перышком вдоль пляжа, а затем, чтобы не наталкиваться на людей, – через расположенный рядом холм и через высокие скалы, с вершин которых море казалось еще более величественным. Хотя мы и так уже бежали быстро, Синее Перышко снова и снова подгоняла нас и требовала двигаться еще быстрее. Стоило нам хоть чуть-чуть замешкаться – и она тут же грозилась оставить нас одних. Чем требовательнее к нам становилась Синее Перышко, тем больше я задавалась мыслью: что понуждает ее помогать нам? Мы ведь были для нее всего лишь двумя глупыми собаками. По крайней мере, именно так она называла нас всякий раз, когда мы нюхали какой-нибудь цветок, помечали куст или на кого-то охотились. Когда я, поймав мышь, разорвала ее на две части и поделилась с Максом, Синее Перышко поиздевалась над ним:
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.
Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.
Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.