Баклан Свекольный - [54]

Ерышев тоже сидит молча, не зная, что говорить.

«Нет, тут не всё так просто, – захватывает Ольгу новый виток рассуждений, – может, не надо вообще никому ничего доказывать. Тупо сделать вид, что меня это не колышет. А можно ли так? Ну с Бакланом тоже не понятно, как он пошёл на такую низость. Может, я плохо его знаю? Но уж Федька-то понимает, что всё не так, как он там наговорил. Да и он ли это? А что уж остальные… Вон даже Ерышев, и тот во мне сомневается. Это он, тот самый Ерышев… Толик, блин… то в ногах валялся – люблю, говорит. А видишь как… Нет, надо убедить сначала его, что всё это клевета и бредни».

– Слушай, Толик, – спокойным тоном начинает она, – а ты в самом деле не веришь тому, что наговорил Баклан?

– Нет, что ты, – Ерышев непреклонен, – конечно, не верю!

– Спасибо, – на усталом выдохе произносит Ольга, – а то я уж подумала…

– Нет-нет, во мне можешь не сомневаться.

– Понимаешь, Толь, я не знаю, что им так дался мой, как ты говоришь, «прикид». Только мне же не обязательно ходить на работу серой мышкой, верно? Ты вот на Ленку посмотри, эту… Овчаренко. Тоже ж не в обносках ходит.

– Ну так что ты сравниваешь? У неё папа там чуть ли не министр и мама в кино снимается.

– Так а нам с Димой тоже родители помогают.

– Как – родители? – от услышанного глаза Ерышева лезут из орбит. – Погоди, Оль, я что-то не понял. Какие родители? У Димы ж нет ни отца, ни матери.

– Так мои-то живы, слава богу. Папа крутится в большом бизнесе. Не то чтобы в сильно большом, но при бабках он, – Ольга и сама толком не знает, чем занимается отец.

– А мама? – в силу особого интереса к Ольге Ерышеву хочется знать как можно больше о ней и об её окружении.

– Мама тоже пристроена. В эс-пэ [31] каком-то, с американцами. Эти ребята башляют не хило. Опасно, конечно: рэкет-шмекет, бандюки, да и накладно: менты, всякие там инспекции, проверяющие, и каждому ж, зараза, дай на лапу.

Ольга умалчивает о том, что первое время помощь поступала ещё из одного источника. Потом прекратилась. Организаторы боёв без правил пошли на беспрецедентный шаг, прям-таки акт гуманизма: платили Дмитрию что-то вроде неофициальной пенсии. Суммы небольшие, но их хватало на лекарства, сиделок. Только у Димы положение такое, что, наверное, и денег никаких не хватит.

– Погоди, Оль, – всё расспрашивает Ерышев, – я не понял, на американцев тоже наезжают?

– А ты думал! Бандюки сейчас не те, что при Перестройке. Теперь это не бритоголовые пацаны с битами, а дяденьки в костюмчиках и при галстуках. И они не просто так вышибают бабло, а через банки отслеживают, что куда идёт. И если что незаконное, они тут как тут. Раньше, чем прокуратура, милиция, СБУ. Говорят – гоните бабло, или ментам сдадим. А с ментами они в одной колоде, с ними делятся, а те их покрывают, как родных. Ты чё, Толя, не знал этого?

– Так погоди, а разве штатовские что-то делают противозаконное?

– Да не то чтобы очень, больше по мелочам. И не только штатовские, между прочим! – выразительно, смотрит на Ерышева. – Но, чтоб ты знал, и европейцы тоже. Ты вон там с ними проекты крутишь, а видно не в курсе.

– Так а что? Я чё-то не понял, – смущённо перебивает Ерышев.

– Да они едут сюда и думают, что тут можно делать всё, что хочешь, и за это ничего не будет. Ха! Один так прямо и сказал: здесь можно, говорит, делать всё, главное – знать, кому и сколько дать на лапу.

– Ну, я прямо не знаю…

– Ой, наивный ты какой! А ещё доктором наук зовёшься, – смеётся Ольга.

– О, и ты туда же, – обижается Ерышев, – только и слышу вокруг: «молодой доктор», а чуть лажа, так сразу: «а ещё доктором называешься».

– Да не сердись, Толь, – утешает Выдрина, – я шучу. Ну вот, смотри, они заключают соглашение об аренде офиса, но не оформляют, как надо. А бандюки – тут как тут.

Ольга будто опомнилась:

– Ой… аренда… что это я… уже без четверти! Ну и заболталась я с тобой! И договор… Ладно, тут немножко, завтра сделаю.

– Да, в самом деле, я тоже пойду. Только ты, Оль, вот что, не надо с Бакланом говорить. Делай вид, будто ничего не знаешь. Так тебе же лучше.

– Хорошо, посмотрим. Спасибо, что рассказал.

– Может, пошли вместе?

– Не-е, извини Толя, нам не по пути, – широко улыбается Ольга.

– Понятно.

Ерышев уходит, немного расстроенный отказом, но довольный тем, что так всё удачно вышло с Бакланом.

Торопливо переобуваясь из туфелек в сапожки, Ольга прокручивает в голове предстоящий разговор с Фёдором. Ненароком задетый графин пикирует на пол и разлетается вдребезги. Хорошо, хоть пустой. Заморачиваться недосуг. Стекляшки утром приберёт тётя Лида, уборщица.

– Вот сука, Баклан! Ну, я ему…

Ольга не уточняет, что именно она ему. Осколки графина получают пинок носком итальянской обуви пристойного качества.

Трудно отделаться от неожиданного открытия: любовь, дикая и необузданная, совсем недавно выросшая из ненависти, вновь превращается в такую же дикую и необузданную ненависть. И не жалко тех денег, неполученных из-за клеветы, хоть они тоже не лишни. Главное – Бакланов её опозорил на весь институт, да и вообще оказался сволочью.

Для Ольги осталось непонятным, почему Ерышев отговаривал её от разговора с Бакланом. И почему так странно отреагировал, узнав, что ей помогают родители, и что она вовсе не уличная девка. Да и в чём логика – не ходи, не выясняй, ты ничего этим не изменишь, только народ насмешишь.