Бахчанов - [23]

Таня просила Бахчанова поскорей укрыться за дерево, а он, наперекор ее желанию, с веселым любопытством наблюдал за этой парочкой, двинувшейся в сторону Петровского дворца.

— Вот бы получилась картина: мне да с Бурсаком сейчас снова столкнуться!

— Упаси вас боже! — Таня встрепенулась и даже раскрыла беленький, из шелкового полотна зонтик, чтобы прикрыть им своего спутника.

Однако в этот день им пришлось-таки встретиться с Бурсаком при выходе из сада. Он вел Морошникову к экипажу. Заметив Таню, Бурсак кивнул ей головой, и тут глаза его со злым изумлением впились в Алешу. Бахчанов в упор встретил его взгляд, и они разошлись. Узнала ли Раиса свою портниху, Таня не могла понять. Но, оглянувшись, заметила, что Бурсак продолжает смотреть ей вслед.

Всю дорогу она была скучной, задумчивой, а прощаясь с Бахчановым, как-то смущенно предупредила:

— Смотрите: Афанасий ужасный человек!

Алеша поморщился:

— Не думает ли этот шут гороховый со своими пасачами припугнуть нас, рабочих?

— Не знаю, Алешенька, а все же будьте осторожны. Он злопамятен. Вряд ли он вам простил пережитое им унижение в чайной «Вязьма».

Алеша не придавал значения тому эпизоду. Но сегодняшняя встреча с Бурсаком, его ненавидящий взгляд как-то насторожили. Впрочем, он не считал нужным продолжать разговор на эту тему. Он больше был склонен сейчас шутить, слушать беззаботный смех Тани. Девушка охотно бы разделила его настроение, если бы смогла. А будь на месте Алеши подруга, Таня, пожалуй бы, призналась, как Афанасий Бурсак настойчиво пытался ухаживать за ней, как неоднократно звал покататься с ним в экипаже, а раз даже прислал записку с приглашением на званый обед к Мокию Власовичу.

И хотя все попытки Бурсака кончились неудачей, Таня не сочла нужным сейчас рассказывать об этом.

Глава седьмая В БЕЛЫЕ НОЧИ

Все чаще виделся Бахчанов с Таней. В будни, по вечерам, они бродили по городу, не чувствуя ни утомления, ни расстояний, счастливые близостью друг друга. Шли вдоль массивных гранитных набережных, мимо узорных решеток каналов и садов; проходя по громадным чугунным мостам, останавливались и подолгу наслаждались прохладой невских волн. В фосфорическом сиянии белой ночи отчетливо виднелась на фоне неба похожая на Акрополь биржа, блестела, воспетая великим поэтом, Адмиралтейская игла. Серо-зеленой шеренгой, точно выстроившись на плацпараде, стояли посольские особняки вперемежку с великолепными дворцами и многоэтажными доходными домами.

— Какая красота! — вздыхала девушка.

Но вид Петропавловской крепости, глубоко осевшей в серые воды Невы, отравлял Танино настроение.

— Идем отсюда, — торопила она Алешу. Он шел и, оборачиваясь, сумрачно смотрел на мертвые камни петербургской Бастилии. Ему чудились бледные лица узников и их горящие глаза, смотревшие ему вслед с немым укором.

Однажды, усевшись в конку, молодые люди приехали на Васильевский остров. Строгая геометрия его скучных улиц, домов с черепичными крышами и иноземными шпилями не занимала их. Они принялись бродить в наивных поисках «морского конца» города. Указывая с Тучковой набережной на странно высокое и узкое здание с наглухо заколоченными окнами, одиноко стоящее на Пеньковом буяне, Таня передавала слышанные ею в детстве рассказы о заживо погребенных в подвалах бывшего здесь дворца Бирона. Но Алешу больше интересовала кипучая жизнь реки — скопище лайб и барж, шум паровых лебедок, плеск замасленных волн, запах просмоленного каната, вид проплывающего буксира и лодок, танцующих на его расходящихся зыбких следах. Море давно жило в воображении Алеши, хотелось увидеть его наяву.

Следующим вечером наняли у островов ялик и выплыли на простор взморья. Ветер свежел, но молодые люди не замечали его. Работа веслами разогрела их и разрумянила лица. Вокруг прыгали легкие волны, и в волнах трепетали розоватые блики неугасающей зари. И вдруг, в порыве влюбленности в эту стихию и в Таню, Алеша привлек к себе девушку и прижался губами к ее губам. Упали в уключинах две пары весел, и неуправляемый ялик понесло боком куда-то в сторону…

— Мы сумасшедшие, — сказала Таня, поправляя распустившиеся волосы. Она испуганно оглядывалась. Но кругом было только море, и волны добродушно похлопывали о борта лодки. Алеша и Таня налегли на весла и погнали ялик назад.

Потом они шли куда глаза глядят, чтобы только не расставаться.

Сколько прошло времени, они не знали, да и знать не хотели. Шум ночных улиц уже затих, цепь прохожих разорвалась, поредела, и оттого менее бойкие улицы выглядели совсем пустынными. Незнакомое шоссе уходило далеко в просторы сырых торфяных полей. По ним гуськом, словно сказочные великаны, шагали телеграфные столбы. На белесом небе, пересеченном грядой перистых облаков, уже торопливо поднималось багряное пламя утренней зари.

У самой заставы их, проголодавшихся, усталых, но счастливых, встретило солнце. Конки еще не ходили, и они, смеясь и дурачась, шли пешком. Алеша, не заходя домой, прямо отправился на завод, опоздал, получил штраф и, борясь с одолевающим его сном, еле дождался конца смены. А вечером, рассказывая отцу о ночных прогулках, воскликнул: