Багровый лепесток и белый - [356]

— Я не одета, — снова слышится ее голос.

Уильям в оцепенении уставился на бронзовый номер на двери. На углу собака весело тявкает на дворняжку, бегущую по другой стороне улицы. Мальчишка в одной рубахе бросает подозрительный взгляд на коренастого бородача с озлобленным лицом.

— Не могу ли я зайти к вам, — продолжает миссис Фокс, — немного позже? Или во второй половине дня?

— Дело не терпит отлагательства! — протестует Уильям.

Опять наступает пауза, во время которой кот поднимается на задние лапы и, опираясь о раму, вытягивается во всю длину, демонстрируя свою впечатляющую мощь и пару пушистых яичек.

— Подождите минутку, пожалуйста, — говорит миссис Фокс. Уильям ждет. Какого черта она там возится? Выпроваживает Конфетку и Софи через заднюю дверь? В шкаф их прячет? После того как он сделал над собой усилие и приехал сюда, подозрение, что миссис Фокс может знать, где находится Конфетка, разбухло до почти маниакальной убежденности в том, что она сама приютила беглянок.

Кажется, проходит век, прежде чем миссис Фокс открывает дверь. Он прошмыгивает в прихожую, не дав ей возможности воспротивиться.

— Чем я могy помочь вам, мистер Рэкхэм?

Он одним взглядом оценивает состояние ее жилища — запах затхлости, тонкий слой пыли, железный остов кровати, прислоненный к стене, горы книг на ступеньках, джутовый мешок с пометкой «ПЕРЧАТКИ ДЛЯ ИРЛАНДИИ», преграждающий доступ к чулану для метел. Миссис Фокс снисходительно смотрит на него, лишь самую малость смущенная запущенностью дома, ожидая объяснения его неучтивости. Она одета в зимнее пальто по щиколотку с черным меховым воротником и манжетами, застегнутое до груди. Под пальто вместо блузки или лифа она надела мужскую рубашку, не слишком чистую и слишком большую для нее. Башмаки застегнуты лишь настолько, чтобы держаться на ногах, не сваливаясь с голых лодыжек, как черные банановые кожурки.

— Моя дочь похищена, — объявляет он. — Это сделала мисс Конфетт. — У миссис Фокс округляются глаза, но отнюдь не так, как они должны бы округлиться от такой ужасающей новости. Вообще она выглядит полусонной.

— Как это… странно, — выдыхает она.

— Странно! — повторяет он, сбитый с толку ее хладнокровием. Какого черта она не падает в обморок или не валится на колени, прижимая руки к груди, или не вскидывает хлипкий кулачок ко лбу с криком «Боже мой!»

— Она произвела на меня впечатление такой славной девушки, исполненной добрых побуждений.

Безмятежное добродушие миссис Фокс приводит его в бешенство:

— Вы обманулись. Она сумасшедшая, злобная сумасшедшая, и моя дочь оказалась в ее руках.

— Мне показалось, что они очень привязаны друг к другу…

— Миссис Фокс, я не хочу вступать с вами в спор. Я…

Он сглатывает, напряженно соображая, есть ли способ объявить о своем намерении так, чтобы не выглядеть совсем уж варваром.

— Миссис Фокс, я хочу удостовериться, что Конф… мисс Конфетт и моя дочь не находятся в вашем доме.

Эммелин разевает рот от изумления.

— Я не могу дать согласия на это, — бормочет она.

— Пpoшy прощения, — хрипло говорит он, — но я должен.

И быстро, чтобы ее негодующий взгляд не лишил его мужества, проходит на кухню, где с ходу наталкивается на гору составленных стульев Генри. Кухня, тесная сама по себе, беспорядочно загромождена парами всего: парой плит, парой посудных шкафов, парой ведер для льда, парой чайников — и так далее, и так далее. На лавке лежит хлеб, в который воткнут нож, и пятнадцать, двадцать жестянок с лососем и солониной. Лавка чисто вымыта, но на ней видны розовато-желтые следы крови. В кухне негде стоять, уже не говоря о том, чтобы здесь могла спрятаться высокая женщина и упитанный ребенок. Садик, хорошо видный через промытое дождем кухонное окно, зарос запущенной, несъедобной зеленью.

Уильям уже понял, что ошибается, но не в силах остановиться. Он выбирается из кухни и идет осматривать другие помещения. Кот следует за ним по пятам, возбужденный такой бурной физической активностью в доме, где жизнь обыкновенно идет в спокойном ритме. Уильям уворачивается от нагромождений пыльной мебели, изо всех сил стараясь не споткнуться о ящики, о груды книг, об аккуратно надписанные посылки, ждущие только почтовых марок, о бокастые мешки. Гостиная миссис Фокс свидетельствует о трудолюбии — дюжины конвертов, подготовленных к отправке, карта столицы, развернутая на письменном столе, многочисленные сосуды, содержащие клей, чернила, воду, чай и темно-коричневую субстанцию, покрытую молочным налетом.

Он с грохотом взбегает по лестнице, краснея от стыда не меньше, чем от усилия. Картонная коробка у двери в спальню усеяна кошачьим дерьмом. В спальне — неприбранная постель миссис Фокс, на которой валяется пара мужских брюк, облепленных кошачьей шерстью. На вешалке для шляп висит свежий, тщательно отутюженный комплект: корсаж, жакетка и платье в спокойных тонах, которые больше всего идут миссис Фокс.

Больше Уильяму было не выдержать; его фантазии — как он рывком открывает гардероб и с криком победного облегчения выволакивает на свет Божий Конфетку и свою перепуганную дочь — окончательно увяли. Он спускается на первый этаж, где в ожидании его возвращения стоит миссис Фокс; он читает упрек в ее глазах.