«Рождество, — думал Ирвин, втискивая ломик в узкую щель, — Рождество, это для мудаков».
Две тысячи лет назад в задней комнате вифлеемской пивной умудрился появиться на свет какой-то мелкий еврейский ублюдок, и с тех пор это служит основанием, чтобы гонять по радио долбаных «Слейдов» да Клиффа Ричарда и украшать этажи торговых центров пластмассовыми ветками остролиста. Крутить днем и ночью «Чудесное-на-хер-Рождество» раздолбанного Пола Мак-мать-его-картни, когда все, что требуется человеку, — это вмазаться и заползти под мягкое одеяло забвения. Ирвину это ощущение было знакомо. Ему позарез нужна была доза, а не завывания Пола Мак-мать-его-картни. Доза героина, оплаченная тем, что он выручит за добро, которое вот-вот попадет в его потные лапы.
Дайте только забраться в дом.
Ирвин налег на ломик, щель в окне расползлась настолько, что можно было просунуть в нее руку, а дальше уж дело за пальцами. Он влез всем телом в комнату — одна нога еще болталась в студеной ночи позднего декабря, а другая уже добралась до теплой батареи центрального отопления. Два часа ночи, но весь этот долбаный дом пышит теплом, что твои тосты — вот она, изнеженность среднего класса. Да ограбление — это самое меньшее, чего он заслуживает.
Как правило, Ирвин, забираясь в темный, незнакомый дом, вел себя осторожно, опасаясь свалить какой-нибудь долбаный торшер или поворотную стойку с компактами, или еще какую гребаную пидорскую хрень, однако сегодня блуждать на ощупь необходимости не было. Дорогу ему освещала рождественская елка. Настоящая, увешанная сотнями крошечных красных, белых, желтых и синих лампочек, она указывала Ирвину путь и к добыче, и, соответственно, к теплой струе героина, которую он впрыснет в излюбленную вену.
Стояла ночь под Рождество. Под елкой в искусном беспорядке раскинулись подарки в приличествующих случаю перевязанных серебристой лентой обертках — зеленых, красных, украшенных святочными узорами. С белыми карточками, напоминающими членам семьи кому что причитается. Ни единая живая душа даже не пошевелилась в этом пригородном доме, да и чего еще ожидать от населяющего такие хоромы безголового мудачья из среднего класса. Ирвин прямо-таки портреты их мог нарисовать. Эдакие Ричард и Джуди. Дарят друг дружке поваренные книги Джейми Оливера и Найджеллы да проверяют надписи на баночках с кофе, дабы убедиться, что при изготовлении его никакой эксплуатации неимущих, боже упаси, не произошло. Вот такие хмыри покупают журнал «Тайм Аут» и обводят в нем красными кружками названия ультрамодных групп, думая: надо бы сходить, послушать, — и никогда никуда не ходят, потому что для этого придется нанять кого-то, чтобы сидеть с ребенком, да к тому же, из музыки им нравится только самое что ни на есть дерьмо.
Воспаленные глаза Ирвина отыскали полку с компактами: лучшие хиты Моби, Мэйси Грэй и Вана Моррисона, плюс новый диск «Колдплэй». Ладно, проснется это мудачье завтра утречком, глядишь, кого-нибудь из них кондрашка хватит.
Ирвин с приобретенной долгой практикой расторопностью принялся сгружать компакты в рюкзачок. Продать их будет не трудно, но, правда, за пустячные деньги — слишком много ублюдков вроде него тырит сейчас точь-в-точь такие же долбаные компакты и по той же причине. Чтобы разжиться настоящей наличностью, нужно найти что-нибудь посущественнее.
Может, видик? Да видик нынче хрен сбудешь, разве что самый новый, навороченный. А тут дешевка. И DVD-плеера у них, похоже, нет. Повезло же ему — забраться в дом, где живут не просто середнячки, но еще и отставшие от времени.
Ирвин прищурился, снова оглядывая комнату, — теперь, когда глаза его свыклись с исходящим от елки светом, комната казалась уже не такой тусклой. Телевизор у них из самых лучших, но уж больно здоровый, в одиночку такой не упрешь. Часы да безделушки годятся разве что для гаражной распродажи. Видеокассеты хорошо идут, только если на них записана порнуха. От книг же и вовсе никому проку нет — ни человеку, ни скоту.
Внезапно Ирвин услышал — или ему так показалось — какой-то шум. Что-то шуршало наверху. Господи, вот только малолетки-лунатика, которого приманили сюда сны о лежащих под елкой подарках, ему и не хватало.
Ирвин постоял, неподвижный, точно камера наблюдения, вслушиваясь, пытаясь определить источник шума. Вроде бы, решил он, шум доносится из камина. Мелкие куски какой-то дряни ссыпаются по дымоходу. Может, остатки птичьего гнезда. Или набившийся в трубу мусор, потревоженный ветром и снегом.
Ладно, выкинуть из головы картинку, на которой ребенок прокрадывается вниз, чтобы вскрыть подарки, это уже приятно. И тут Ирвин сообразил, что самое-то ценное, может, как раз в идиотских сверточках и лежит. Портативные игровые приставки. CD-плееры. Мобильники. А то и дорогие бирюльки. Другое дело, тащить отсюда целый мешок с подарками, не выяснив, чего они стоят, было бы глупо.
И потому он опустился на колени, надумав развязать ближайший сверток.
И тут же краем глаза увидел, как по комнате полыхнуло красным, и услышал звук, с которым в нее свалилось что-то огромное, как будто здоровенный мешок с углем спустили на парашюте.
