Бабья доля - [9]

Но стоявший возле мостовой —

загорелый, сильный, высоченный —

взял сынишку на руки военный!

И подбросил вверх над головой.

Вверх, туда, где тёплый майский ветер

встретил сына трепетом знамён.

И нигде, на целом белом свете,

не было счастливее, чем он,

этот сын моей большой земли,

этот мальчик с круглыми щеками,

на которых, словно ручейками,

высохшие слёзы пролегли…

Вот и всё.

Прохладно. Вечереет.

Сумерки качнулись у окна.

…Вот в такие сумерки в Корее

ожила проклятая война.

Но опять – от края и до края —

Встал народ за Родину стеной,

Не в стихах, а в битвах повторяя быль,

сейчас рассказанную мной.

Он, как мы, снесёт бои и беды

и поднимет на руки сирот.

И корейский мальчик в День Победы

к гимнастёрке воина прильнёт.

9

Я сына уложу сегодня рано,

не зажигая в комнате огня.

И далеко, за краем океана,

ты будешь слушать в этот час меня.

Поправит распустившиеся прядки

твоя простая тёплая рука.

Ты, может быть, наклонишься к кроватке,

посмотришь на уснувшего сынка.

Закрутишь нервно пуговку на блузке,

начнёшь платок к ресницам прижимать.

И ничего, что я пишу по-русски:

ты всё равно должна меня понять.

Твой муж летит над городом Либава,

под ним – чужая мирная страна.

На это слово я имею право

затем, что я – такая – не одна.

Пускай оно несётся, слово это,

за сотни гор, за тысячи морей.

Его во всех частях и странах света

услышат миллионы матерей.

Пойми его, моё простое слово:

мы не боимся, мы закалены.

Мы защищать своих детей готовы.

Но ты пойми: мы не хотим войны!

Мы не хотим, чтобы на поле боя

опять шагали тысячи бойцов,

чтоб стало чёрным небо голубое,

а дети оставались без отцов.

Ты тоже мать. Так встань же вместе с нами,

прижми ребенка своего к груди.

Ты не одна! Нас много – погляди:

в Москве, в Корее, в Лондоне, Вьетнаме.

Ты не одна – нас много в этой схватке

за то, чтоб мир – народам всей земли,

чтоб сын твой тихо спал в своей кроватке

и делал из бумаги корабли.

Чтоб солнце, подымаясь на рассвете,

росою засверкало по траве.

Чтобы смеялись, пели, жили дети

В Америке, в Корее и в Москве.

1950

Метелица

Над станцией откосами

развеялась пурга,

сугробом – над колёсами

упрямые снега.

А ветру непутёвому

легко завеять путь

курьерскому, почтовому,

ещё кому-нибудь.

Над городом дорогами

метелица кружит,

завоет над порогами,

на окна набежит.

Девчонкам за окошками

и горе – не беда —

заснеженными стёжками

не ходят поезда,

но ветрами крылатыми

любовь не замести!

И девушки с лопатами

выходят на пути,

те девушки, которые

от милых писем ждут…

Курьерские и скорые

идут, идут, идут!

И сердцу крепко верится:

не сможет занести

упрямая метелица

счастливые пути!

Мети, мети, метелица!

Летите, поезда!

Развеется, расстелется

и горе, и беда!

1950

Девушкам Береславки

Возле полок пыльной автолавки

в эти дни толпа наверняка:

в эти дни девчата Береславки

раскупают яркие шелка,

примеряют туфельки резные,

выбирают цвет, каблук, фасон…

И на Волго-Доне все портные

позабыли, что такое сон.

Стачивают, меряют и снова

ножницами звякают они,

потому что до двадцать седьмого

остаются считанные дни.

Над широким морем долгожданным

вьются чайки, песни, паруса…

Спрятаны спецовки в чемоданы

и со шлюзов убраны леса.

И уже не качеством бетона,

не отделкой арок и мостов —

все живут здесь зеленью газонов,

запахом деревьев и цветов.

Будет праздник – музыка, знамёна,

будет сердце радостно стучать.

И пойдут хозяйки Волго-Дона

корабли заморские встречать.

Тронет ветер девичьи наряды,

гордо выйдут девушки на склон,

скажут: «Чем богаты, тем и рады,

принимай, Отчизна, Волго-Дон!»

Потому сегодня на прилавке

шёлка уменьшается гора,

потому портные Береславки

не уснут сегодня до утра.

И портной, склоняясь у машины,

всё гадал: а что же под рукой —

праздничные волны крепдешина,

или шёлк воды волго-донской?

1952

Письмо Гале Поповой

Галя, как теперь к тебе пробраться —

все дороги снегом замело,

и твоё зелёное прорабство

от метели мартовской бело.

Мы с тобой сдружились прошлым летом:

мало мест в гостинице степной,

и пришлось нам спать с тобой «валетом»

под одной казённой простынёй.

Нам с тобой ночами снились шлюзы,

будущая светлая вода.

Только что окончившие вузы,

обе мы приехали сюда.

Ты тогда вела свои посадки,

я писала очерк про завод —

спецкорреспондент из «Сталинградки»

и районный техник-лесовод.

Было трудно, было хорошо нам,

мы в работе не жалели сил.

Наш канал не только Волгу с Доном —

Он и нас с тобою породнил!

Хорошо, что мы с тобой подруги,

что работа общая у нас…

Галя, в эти мартовские вьюги

вспоминаю о тебе не раз!

Вижу – чёрные твои ресницы

на морозе склеились слезой,

на тебе большие рукавицы,

валенки, подшитые кирзой.

Ветер, снег. Но ты и нынче выйдешь

лес сажать у пристаничных свай…

Если наших девушек увидишь,

от меня привет передавай!

1952

«Областной редакции “Победу”…»

Областной редакции «Победу»

издали узнаю, подбегу —

говорят, что ты вернёшься в среду.

Жаль, что я уеду к четвергу.

Так они и вертятся, недели, —

некогда озябнуть и устать.

На каком-нибудь водоразделе

мы с тобой увидимся опять.

А в пути то холодно, то сыро,

то туман, то звёзды, то луна…

Наша двухбалконная квартира

нам с тобой, пожалуй, не нужна.

Мы в неделю раз туда приедем,

будем вместе день и ночь одну.

Нашим тихим правильным соседям

в эту ночь испортим тишину:

наши гости песню грянут звонко,