Бабья доля - [10]

кто-то что-то в рюмки разольёт.

Ко всему привыкшая Алёнка

под шумок, одетая, уснет.

Я перенесу её в кроватку,

песню колыбельную спою

про неё, Алёнку-сталинградку,

дочку говорливую мою.

Песню колыбельную простую

я спою о том, как через год

ей, Алёнке, рыбку золотую

папа с Волго-Дона привезёт.

Утром, дочка, «лапкой» помаши нам,

посмотри в окошко и не плачь…

До Чапурников идёт машина,

и уходит поезд на Калач.

Значит, снова встречи и вопросы,

люди, цифры, верная тетрадь,

шлюзы, экскаваторы, откосы…

Некогда озябнуть и устать!

1952

На аллее Героев

От морозов и вьюг

леденела земля,

ветер к самой земле

пригибал тополя.

Буксовали трамваи

в тяжёлом снегу,

люди шли, проклиная

февраль и пургу.

В этот зимний февральский

заснеженный день

на аллее Героев

сажали сирень.

На застывшие корни

послушно легли

комья плотного снега

и мёрзлой земли.

Но не верилось мне, —

да и только ли мне? —

чтобы эта сирень

ожила по весне.

А сегодня – весна!

Оживают сады,

проплывают по Волге

последние льды;

на базаре старик

продаёт семена,

и мальчишки играют

в футбол дотемна.

У сирени,

посаженной в феврале,

отогрелась душа

на апрельском тепле.

Сколько за день людей

по аллее пройдут!

…Может, кто-то из них

остановится тут

и подумает то же,

что думаю я:

вот на этой земле

умирали друзья,

молодые, простые,

как я и как ты…

Они так же любили

жизнь и цветы.

1952

«Зима на Волгу льдами двинулась…»

Зима на Волгу льдами двинулась,

пошла от Красной Слободы.

А возле города раскинулась

свинцовой полосой воды.

Кипят-летят барашки белые —

не унимаются ветра.

И день, и ночь, обледенелые

снуют по Волге катера.

Зима всё ближе, всё заметнее.

Играют школьники в снежки.

А здесь, над Волгой, словно летние,

басят буксирные гудки.

1953

Декабрь в Сталинграде

Стеклянные бусы на ветках сосновых,

хлопушки, шары, пестрота конфетти.

Мальчонка в оранжевых валенках новых

не может никак от окна отойти.

И мама, пожалуй, забыла о сыне:

почти что не дышит и смотрит она,

как в ватных сугробах на светлой витрине

стоит сталинградская ёлка – сосна.

1953

Новогоднее

Встать у ёлки, подумать о многом,

на сто лет загадать наперёд…

Этой ночью по нашим дорогам

старый год торопливо пройдёт.

Он пройдёт по аллее Героев,

выйдет к Волге, посмотрит во тьму.

Золотые огни Гидростроя

подмигнут на прощанье ему.

И пойдёт он по чистым порошам,

по сверкающим глыбинам льда…

Я о чем-нибудь очень хорошем

в эту ночь вспоминаю всегда.

И становятся рядом со мною

люди, книги, дороги, дела —

всё мое, всё такое родное,

без чего мне и жизнь не мила.

Мне сегодня припомнились снова

дым из труб, и сугробы стеной,

и берёза у дома родного

в костромской деревушке лесной.

За столом необъятным сосновым

там сейчас соберётся родня

и хорошим, и ласковым словом

обязательно вспомнит меня…

Всколыхнутся ночные метели,

полетят, загудят на бегу.

Голубые кремлёвские ели

утонули в пушистом снегу.

Повернётся метелица круто,

где-нибудь в Подмосковье замрёт.

Всех ребят моего института

новогодняя ночь соберёт!

Дом московский становится тесен,

как всегда, в нём не хватит столов,

в нём тепло от студенческих песен,

от торжественных, праздничных слов.

И от них вся Москва засверкала

в новогодней ночной синеве.

Сколько пенистых звонких бокалов

в эту ночь поднимают в Москве!

Путь мой, может быть, долог и труден —

жить мне радостней день ото дня,

потому что хорошие люди

помнят, любят и верят в меня.

С Новым годом!

По верным дорогам

наше новое счастье идёт.

Встать у ёлки.

Подумать о многом.

На сто лет загадать наперёд.

1953

Сорок трав

Отпылал вчерашний зной.

Тучи чёрные – стеной.

И с рассвета по деревне

ходит дождик проливной.

Мокнет сено на возу,

ветер гнёт к земле лозу,

две девчонки загоняют

голенастую козу.

Вымыт начисто плетень,

за окном, как ночью, темь.

Спокон веку не бывает

без грозы Иванов день.

Даже бабка перестала

«Огонек» впотьмах читать.

Посмотрела, полистала,

положила и сказала:

– Нынче в ночь мы шли, бывало,

сорок трав в лугах искать.

Как, бывало, я нарву —

под подушку ту траву.

Как, бывало, загадаю,

так и будет наяву!..

Если б верить я могла,

я б сто сорок трав нашла.

Я б не только луг колхозный —

я б всю землю обошла.

Но не верю ничему.

Только сердцу своему.

Что творится в этом сердце!

А тебе и ни к чему.

У тебя тяжёлый нрав —

не помогут сорок трав:

всё по-твоему выходит,

ты всегда бываешь прав.

…Вот и дождь перестаёт,

и на улице народ,

и почтовая машина

через грязь к селу идёт.

Замолкают тормоза.

Вдалеке шумит гроза.

На колодце сушит крылья

золотая стрекоза.

1953

На берегу

Я люблю ходить к реке!

Пароходы вдалеке,

и песчаная коса,

и большие паруса…

Я могу смотреть на Волгу

два часа и три часа!

Я гляжу из-под руки:

проплывают речники,

все в фуражках,

все в тельняшках —

всё равно как моряки.

Проплывают – говорят:

– Ты расти скорее, брат!

Ты кончай десятый класс,

вспоминай тогда про нас.

Мы таких, как ты, берём —

тоже будешь волгарём.

…Я теперь на берегу

целый день сидеть могу.

Я теперь могу всё лето

говорить про паруса.

…Хорошо, что я не где-то,

а на Волге родился!

1953

Дочке

Тебе пока еще немного надо,

ты вся, как полдень мартовский, ясна.

По солнечным дорогам Сталинграда

идёт твоя четвёртая весна.

Она идёт, на Волге лёд ломая,

скользит лучистым зайцем по стене…

Ты ничего ещё не понимаешь

и просто улыбаешься весне.

Разбрызгиваешь ботиками грязь ты,

сырым песком измажешь пальтецо.