Бабья доля - [18]

и за то, что до ночи в труде,

звали их «лебёдушки», «касатки»,

звали их «голубками» везде.

Я сегодня думаю о многом.

…В сапогах солдатских, все в пыли,

по земным недевичьим дорогам

наши «чайки» к космосу пришли.

Был их путь не лёгок и не краток:

в Польше, на Дунае, у Карпат

на подбитых крыльях плащ-палаток

русские касаточки лежат.

Но вдали от грозного металла,

нам на счастье и назло врагу,

маленькая Чайка вырастала

на высоком волжском берегу.

Выросла! За Родину готова

в бой, и в труд, и в дальние края…

Здравствуй, Чайка – Валя Терешкова!

Здравствуй, гордость женская моя!

1963

«Когда бы всё, что нам хотелось…»

Надежде Павловской

Когда бы всё, что нам хотелось,

вершилось в жизни без труда,

с лица земли исчезла б смелость,

которой брали города.

И если б горькие ошибки

не жгли нам руки и умы,

считали б чистые улыбки

всего лишь вежливостью мы.

А я за то, чтоб в жизни встретить

и неудачу, и грозу,

улыбку вовремя заметить,

припрятать вовремя слезу.

Чтобы на каждом повороте

тревожный

красный

свет не гас.

Чтобы и в жизни, и в работе

судьба не баловала нас.

1963

Жена поэта

Стихи! Взволнованные лица.

Стихи! Тревога. Правда. Страсть.

И невозможно потесниться,

и негде яблоку упасть.

И сединою убелённых

собрал солидный первый ряд.

И лица девочек влюблённых —

горячих, чистых и зелёных —

огнем поэзии горят.

Девчонки смотрят вдохновенно

и замирают откровенно,

когда гремит над залом стих!

Потом поэт, сойдя со сцены,

уводит в ночь одну из них.

Они проходят, ночи эти.

За них кому-то быть в ответе.

Но как ты их ни назови —

от них рождаются на свете

стихи и песни о любви!

А на рассвете, в час рассвета,

бледным-бледна, белым-бела,

ко мне пришла жена поэта,

жена товарища пришла.

Бездонной горечью сандала

дохнул китайский веерок —

она вошла и зарыдала,

легко споткнувшись о порог.

И, может быть, немного значит

простая женская беда,

и слёзы женские – вода.

Но человек хороший плачет.

И этот плач не нынче начат —

неслышный, тянется года.

И как назвать мне годы эти,

и возвращенья на рассвете,

и ночи горькие твои?

Но как ты их ни назови —

от них рождаются на свете

стихи и песни о любви!

Ах, горький мёд – любовь поэта!

Роса – краса в лучах рассвета!

Костёр, пылающий для всех!

И это всё —

твоё мученье,

твоё железное терпенье,

твоё великое сраженье,

твоя победа, твой успех.

Я говорила, говорила,

я всё сначала повторила,

волнуясь, голосом звеня.

Я тоже знаю слов немало!

Она меня не понимала.

Она не слушала меня.

Она сидела, всё бледнея,

откинув волосы со лба,

в сто раз печальней, и сильнее,

и неотступней, чем судьба.

И улыбалась – не глазами,

а побежденными слезами,

и, изогнув упрямо бровь,

легко косынку завязала

и чистым голосом сказала:

– Ну, что поделаешь, – любовь…

Она её зовёт любовью,

несёт в душе, не на горбу,

свою – ни девичью, ни вдовью —

неисправимую судьбу!

…Она ушла перед рассветом

встречать, и ждать, и всё – любить.

Ах, если б я была поэтом!

Уж я бы знала, как мне быть.

1963

Витька-Фидель

Потом, если будут, вопросы!

…Идёт по планете апрель.

Живёт в Волгограде

мальчишка курносый

по имени Витька-Фидель.

Когда он родился, в апреле,

над Волгой цвели деревца,

и с дальней дороги,

как птицы, летели

к нему телеграммы отца.

Навстречу последним

таёжным метелям

неслась за строкою строка:

«Да здравствует Куба!

И – только Фиделем

назвать разрешаю сынка!»

Знал Витькин отец и военные трубы,

романтик и выдумщик был,

и гордую землю

пылающей Кубы,

как нашу свободу, любил.

Но Витькина мама, как все однолюбы,

верна и упряма была,

устало разжала счастливые губы,

вздохнула, сказала:

– Да здравствует Куба!

И – Витькой сынка назвала!

Чтоб всё, что в дорогах

отцу примечталось,

на свете не знало конца,

чтоб билось, тревожилось

и не сдавалось

хорошее имя отца.

Великие годы. Суровые годы.

Рассвет за рассветом встает.

Как маленький остров

Любви и Свободы

по городу мальчик идет.

Он к Волге выходит,

снимает сандалии.

Волну прижимает к груди.

И море, и бури,

и дальние дали,

и всё у него – впереди.

…Июньское солнце.

Июльские росы.

А всё не проходит апрель…

Живет в Волгограде

мальчишка курносый

по имени Витька-Фидель.

1963

Гордость

Я по утрам, как все, встаю.

Но как же мне вставать не хочется!

Не от забот я устаю —

я устаю от одиночества.

Я полюбила вечера

за то, что к вечеру, доверчиво,

спадает с плеч моих жара —

мои дела сдаются к вечеру.

Я дни тяжёлые люблю

за то, что ждать на помощь некого,

и о себе подумать некогда.

От трудных дней я крепче сплю.

Но снова утро настаёт!

И мне опять – вставать не хочется

и врать, что всё – наоборот:

что я устала – от забот,

что мне плевать на одиночество.

1963

«Мне приходилось слышать часто…»

Мне приходилось слышать часто

непостижимые слова,

что баба любит быть несчастной,

что баба – муками жива.

И не скупилась на ухабы

дорога долгая моя,

чтобы не раз обычной бабой —

простой,

обманутой

и слабой —

себя почувствовала я.

Но всё упрямей с каждой мукой,

не отрекаясь от тоски,

овладевала я наукой

любить свободу по-мужски!

И вот не бабьей, новой властью,

на волю вырвалась в пути!

И уж ни счастья,

ни несчастья

ты мне не можешь принести.

1963

Стихи о недовольстве

Тёмный пасмурный день,

ясный день голубой —

каждый день человек

недоволен собой.

Сеет хлеб.

Изменяет течение рек.

И опять – недоволен

собой человек.

У него за плечами

огни, города.

Всё равно нет покоя