Бабы, или Ковидная осень - [39]
Но вот уже месяц, как Роксана, с ее слов, ни на что имела сил.
– Ты пьешь витамин Д? – после короткого приветствия, опасаясь раздражать дыхательные пути разговором, без предисловий вышептала в мобильный Маргарита Семеновна. – Увеличь дозу. И в храм, будь добра, найди силы дойти. Я понимаю, что тяжело. А ты сходи. Помолись… Все пройдет, я тебе точно говорю. Не сразу, но пройдет. Точно. Потом сама еще смеяться будешь.
Нажав отбой, она тут же зашлась приступом кашля.
Левая лопатка вопила острой, незнакомой ранее болью так, будто на нее лили кипяток.
Прилетела, как чувствовала, Варя.
– Ну все, ба! Я звоню в «скорую»! – выкрикнула внучка и выбежала в коридор.
– Ладно…
Упрямство, из которого она напрасно оттягивала время, предательски отступало.
– Уж лучше в больничке Богу душу отдам, чем здесь буду Варьку пугать! —прошептала она зелено-желтым полоскам на обоях.
В общем-то, ей было все равно: «Больница – роженица, ковид – архимандрит, катэ – латте», – сами собой складывались в голове в бредовые рифмы слова.
Она лежала и слушала, как Варя, мечась между коридором и кухней, ругалась с кем-то по телефону.
Привычно тоненький голос внучки сделался злым и настойчивым.
Маргарита Семеновна с удовлетворением отметила, что цветочек, случись чего, при первом же ударе так просто не сдастся.
Судя по тому, что за окном уже лежала густая темень, она какое-то время провела в липкой то ли от собственного пота, то ли от заползающей в щели старых окон влаги дыре, без мыслей и снов.
В комнату браво вошли двое в синей униформе сотрудников «скорой помощи».
Тот, что постарше – как старуха, седой, с длинными, завязанными под резинку в хвост волосами, включил резанувший по глазам верхний свет.
Нацепив очки, по-хозяйски схватил единственный стоявший у окна стул с набросанной на спинку Маргаритиной одеждой и уселся на него рядом с кроватью.
Молоденький фельдшер с черными мышиными глазами-бусинками и жиденькой, аккуратно подстриженной бородкой, зажав в руке паспорт больной, замешкался посреди комнаты в поисках другого стула, но шустрая Варя уже тащила с кухни табурет.
– Когда почувствовали себя плохо? – даже не взглянув на больную, старший достал из нагрудного кармашка ручку и открыл дневник вызовов.
– Марго… то есть бабушка пришла около трех, точное время назвать не могу, я готовила. Она была уже бледная, – громко и четко, будто отвечая урок у доски, докладывала Варя. – Мы поели суп, ей стало хуже. Мне кажется, ее вырвало. Она легла. Все это время у нее была слабость. Наощупь как будто был жар, но температура… я не знаю… градусник сейчас у нее… И еще она сильно кашляла недавно. Видите, какая она бледная…
Маргарита Семеновна ощущала состояние внучки и понимала, что, говоря сейчас вдруг ставшим еще более тонким, чем обычно, и оттого даже неприятным, с истеричными нотками голосом, девочка пыталась сдержать прорывавшуюся сквозь слова нешуточную тревогу.
Молоденький фельдшер, забрав у Маргариты Семеновны градусник, достал из сумки тонометр.
– Бледность – не болезнь, – проворчал седой и принялся что-то записывать в дневник. – Что еще было, кроме рвоты и кашля?
– Сатурация низкая, – уточнила Варя.
– Та-а-хикардия, – вмешалась Маргарита Семеновна.
Не имея сил объяснять не слишком важные сейчас подробности – как в метро заложило нос, как засаднило горло и что третьего дня у нее был отрицательный тест на ковид, она положила правую руку на левую сторону грудной клетки. Сжав руку в кулак, встретилась взглядом с молоденьким фельдшером – этот не предвещавший ничего хорошего симптом, был для составления клинической картины куда важнее.
– Так. Температура тридцать шесть ровно. Что тут беспокоит? Боль? – взяв ее за руку и осторожно разжав ее кулачок, спросил молодой. У него был вкрадчивый, с приятными восточными переливами голос. – Опишите характер боли.
– Жорж, помолчи пока! – высоко, по-бабьи, осадил его седой. – Измерь сатурацию и давление.
Пока тонометр сжимался и разжимался на руке, Маргарита Семеновна, откинув голову на подушку, нашла, за что уцепиться взглядом.
Она начала разглядывать небольшой фотопортрет покойного мужа, висевший на стене напротив кровати, над старым письменным столом. На этом снимке ему было лет сорок пять. Узколицый, невзрачный инженер, в больших, в роговой оправе, очках.
– Вы тоже дума-я-ете, он на Андропу-ова похож? – отчего-то вдруг плохо слушавшимся языком спросила она у молодого и тут же устыдилась собственной глупости: откуда ему, от силы двадцати пяти-семилетнему пареньку, вероятно, родившемуся где-то в Азии, после развала Союза, знать, как выглядел умерший до его рождения и меньше года правивший «красной империей» генсек?
Всматриваясь в своего молчаливого мужа, она в очередной раз констатировала то, с чем жила долгие годы.
Как жена она была счастлива с покойным – стабильным, как приход Нового года, заботливым и беззлобно ворчливым, как слегка подвыпивший Дед Мороз, и несчастлива – именно «несчастлива», а не несчастна – как женщина и как любовница…
С Петром же, дерзким кочевником, существовавшим в какой-то иной, собственной системе ценностей, она, познав земную страсть, не дожила бы до своих нынешних лет.
Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.
В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.
В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.
Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).