Бабы, или Ковидная осень - [24]

Шрифт
Интервал

льшую часть своих скудных сбережений.


– Короче, прочитала у Чехова, – как только лесная тропинка, приведшая к реке, расширилась, Яна поравнялась с соседкой – Анной Раевской и на ходу открыла в мобильном заметки.

– Слушай! – немного задыхаясь от волнения и обилия тугих лесных запахов, драматично начала она: – Уходить из города, от борьбы, от житейского шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе – это не наша жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига.

– Да ладно тебе, – отмахнулась Анна. – Какие у нас усадьбы-то? Шесть-восемь соток.

Анна была похожа на строгую греческую богиню.

Когда Яна познакомилась с ней год назад на дурацкой поселковой вечеринке, устроенной одним из жильцов в честь дня рождения, ей показалось, что она похожа на не слишком приветливую – полную противоположность смешливой и открытой к людям тете Гале Фроловой – учительницу.

Тогда, еще какой-то год назад, жизнь Яны неслась, что джип по ночной трассе – поездки в Москву на концерты и выставки, занятия боксом и конным спортом, моллы, магазины, салоны красоты, подружки-хохотушки и, конечно, заботы о доме и муже…

И выдохнуть было некогда!

Доползая до поселка по пятничным пробкам, Яна мечтала о тихих, длинных выходных – отоспаться до одиннадцати, поколдовать над сырниками, не торопясь, позавтракать, погулять, позаниматься чем-нибудь для души, сходить в местную баньку, и… как можно меньше кого-то видеть и слышать.

Крайне редко и со множеством оговорок что-то подобное получалось воплотить в жизнь. Несмотря на свою обычную, прилипшую к ней намертво еще в Кишиневе тревожность, Яна даже приучила себя выключать по выходным звук на телефоне. И потому предложение мужа не манкировать спонтанную субботнюю вечеринку восприняла в штыки: «Господи! Мы их едва знаем, этих соседей! Зачем нам идти? Давай лучше посмотрим какой-нибудь фильм».

Но муж настаивал: «Мы здесь живем. Нас пригласили. Ты же знаешь мою мать, она точно не пойдет. А нам с тобой хоть ненадолго надо пойти, ради приличия».

Янин муж, хозяин небольшой сети кофеен, быстро нашел себе подходящую компанию и через пару часов – Яна в этом даже не сомневалась – с кем-то зацепившись «по бизнесу» языком, успел изрядно поднабраться.

Эх, кто бы знал, кто бы знал, что вскоре Раевские, одни из самых незаметных людей на той отстойной вечеринке, с которыми Яна, от нечего делать, была вынуждена пить мартини с соком и «давить» формальный разговор, вскоре станут существенной частью ее жизни!


– Не скажи, – глаза Яны горели. В последние месяцы ей катастрофически не хватало общения. – Все равно мы, как ни крути, помещицы! – слегка иронично, но важно заявила она. – Но я это все к тому, что… что страшно, Аня… В какие-то считанные месяцы стало страшно жить…

Лицо ее сдулось.

Теперь эта тридцативосьмилетняя, привыкшая всегда быть при параде бывшая парикмахерша, выглядевшая максимум на тридцать, стала похожа на свою мать, измученную нищетой и желчным пузырем.

– И здесь страшно?

Анна с мягкой рассеянной улыбкой внимательно глядела по сторонам. Взгляд ее остановился на раскидистой плакучей иве, затем – на выводке уток, плывших по небольшой местной речушке, названия которой никто из поселковых не знал.

– Здесь? Здесь – нет… Сейчас, в эту секунду, не страшно, – подумав, ответила Яна.

– Ты только посмотри, как красиво, как слаженно они плывут за мамкой! – Анна махнула рукой в сторону речушки. – Хотя… вероятно, это их тетка. Отец мне как-то рассказывал, что утка, высидев птенцов и ослабев, оставляет своих детей, чтобы выжить самой. Но всегда находится другая утка, которая становится им новой мамой.

Но Яна, лишь мельком поглядевшая на уток-сироток, была настроена развивать начатую тему, да у нее и не было, сказать по совести, других животрепещущих тем – как ураганом смело.

– Всех, блин, уже боишься… По поселку идешь, завидишь кого издалека – и тут же на другую сторону, будто невзначай, переходишь. А ты? – с тревожной надеждой в голосе спросила она.

– Да… Ну, может, уж и не так, как весной, но, стараюсь… – Анна не отрывала взгляда от уток, и было неясно, говорит она правду или из вежливости поддерживает разговор.

– А у Родзянко совести нет! У них положительный ребенок как ни в чем не бывало по поселку бегает!

Анна поглядела на нее с материнским нежным укором:

– Да ладно тебе. Гулять же нужно ребенку, к тому же у него симптомов нет.

– Именно! – накручивала себя Яна. – У него нет, а у других будут!

Анна, остановившись, положила ей руку на плечо.

На губах ее играла ласковая усмешка:

– Так ты же все равно по другой стороне идешь.

– Бред какой… – отвела глаза Яна и уставилась на россыпь слипшихся листьев под ногами. – Я понимаю, что говорю сейчас бред… А с другой стороны – вовсе не бред. – Она подняла голову и запальчиво произнесла: – Кто бы мог каких-то полгода назад подумать, что до такого доживем! Началось все со стариков, типа, пусть сидят дома, где-то там, в Китае, бродит опасный грипп. И как-то вдруг этот поганый грипп стремительно прилетел к нам. Больных тогда еще никто в глаза не видел, зато все тут же, с мазохистским удовольствием, надели намордники и кинулись покупать бумагу и гречку.


Еще от автора Полина Федоровна Елизарова
Черная сирень

Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.


Картонные стены

В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.


Паучиха. Личное дело майора Самоваровой

В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.


Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе

Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.