Бабы, или Ковидная осень - [21]
Не удержавшись, Ника громко хмыкнула.
«И отправиться отсюда на ЭКО», – подхватила она.
«Не шути так, пожалуйста… У моего покойного начальника младший парень – экошный».
Странно, но замечание Лехи не вызвало негативных эмоций, напротив, оно словно их сближало, переводя в разряд уже не чужих друг другу людей.
Под осуждающим взглядом слишком серьезного для своих лет молодого чистенького человечка, выдавшего ей десять минут назад еду, Ника собрала недоеденное в коробку и, сунув в копилку, стоявшую на стойке, сдачу – пятьдесят рублей, поспешила убраться с фудкорта.
На улице, под шелковым шатром неба, поигрывая на своей коричневой, в золотых и красных прожилках гитаре, нахально расселся один из последних дней сентября.
В душе как будто беспричинно ликовало.
Позавчерашняя выходка с гнусным сообщением заболевшей Нинке, несчастный Руслан с его коварной травкой, ярость к Алексею, Лариса Давыдовна с ее эгоцентризмом и обещанной новой должностью словно остались в чужом, сюрреалистичном сне.
Ветерок, мягко круживший над проходившими мимо московскими красавицами всех возрастов, плескал в лицо обрывки забытых ароматов.
Вот этими, пудровыми, от «Дольче и Габана» она пользовалась в одиннадцатом классе, когда почти влюбилась в одного из своих первых парней.
А этими или сильно похожими – тягучими, масляными, настырно толкающими в бездну порока нишевыми от «Амуаж» – щедрым подарком хозяйки на ее первый в клубе день рождения стеснялась брызгаться… Уж больно мужчины от них млели и не могли не то что слушать, а даже просто держаться на ногах.
Вспомнив о цели своего визита в торговый центр, Ника поняла, что к сегодняшнему эфиру в инсте совершенно не готова.
Снова полезла в чат.
«Кстати, не вижу комментария на фото», – испытывая сладкую, щекотную тревогу, остановившись, написала она.
«В меру носатенькая, пушистенькая и с веснушками, в общем… Вся такая вешняя», – пришло минут через пять и тут же, следом, улыбающийся смайлик.
Ника притормозила у окошка кафе, торговавшего на вынос.
– Двойной эспрессо, пожалуйста. И еще круассан с малиной.
– Берите два! Их только привезли! – Пожилая продавщица глядела на нее с таким лукавым задором, словно видела, как Ника каких-то пятнадцать минут назад давилась веганским бургером.
– Сгорела баня – гори и сарай! – улыбнувшись, промурлыкала себе под нос Ника одну из любимых поговорок отца. – Второй, пожалуйста, с собой. Нет, с собой даже два!
Наконец нормально позавтракав здесь же, на уличном столике, у окошка выдачи, она полезла на всякий случай загуглить излюбленное давно забытыми поэтами слово.
«Вешняя – весенняя», – радостно подтвердил гугл, а дружный смех проходившей мимо компании – двух совсем юных девчушек и двух парней – подтвердил, что слово это имело безусловно положительный окрас.
«Так осень же давно…» – кокетливо улыбнувшись поглядывавшей на улицу из своего окошка продавщице, написала она.
Ответ Лехи был совсем неожиданным:
«Какие у тебя на сегодня планы?»
Почувствовав приятную дрожь во всем теле, она, чего-то пугаясь, быстро спрятала мобильный в карман рюкзачка.
Воткнув в уши айподтсы и уложив в рюкзачок круассаны, решила до дома идти пешком.
В ожидании вечно залипавшего на верхних этажах лифта Ника достала мобильный.
Проглядела инсту – вчерашнее видео посмотрели пять тысяч человек.
Пять тысяч, из которых как минимум половина – «мертвые души» бездушной инсты. От оставшейся половины еще половина наверняка не досмотрела до конца. А та половина от половины, что досмотрела, сделала это на автомате, занимаясь своими делами. Из оставшихся нескольких сотен человек большинство даже не знали, зачем они это смотрят.
Из пяти тысяч человек пятьдесят тех, что были на ее странице стабильно активны, возьмут на заметку эти советы.
И только десять, возможно, воплотят их в жизнь.
Как здорово, что где-то в Кишиневе живет Галина Фролова!
Оказывается, она еще позавчера написала в директ, попросила скинуть ссылку на сайт, где Ника покупала нефритовый мезороллер.
Она перешла в мессенджер фейсбука.
Леха-юниор был в сети.
«Никаких», – с запозданием почти в час ответила она.
Подумав, добавила смайлик, затем стерла его и заменила на «солнышко».
Лифт, выразив утробным бурчанием недовольство, остановился.
Сзади подошел моложавый, в затасканном спортивном костюме и несвежем респираторе дед.
Ника заскочила в лифт первой.
– Вы бы маску надели, – занес в лифт одну ногу дед.
Не отлипая от экрана телефона, она достала из кармана плаща дизайнерскую тряпочку-маску. Пальцы путались в резинках, резинки – в беспроводных наушниках, Ника кое-как напялила маску.
Зайдя в лифт, дед повернулся к ней спиной.
– Вы, молодые, – когда лифт тронулся, неожиданно высоким, неприятно дребезжавшим голосом заговорил он, – все поголовно эгоисты.
– Вы это мне? – Ника сунула мобильный в карман.
Сеть в лифте пропала.
– А кому ж еще? Шляетесь, где ни попадя, без масок, а потом нас заражаете.
– Я же надела маску, – неуверенно возразила она.
– Надела она…Ты переболеешь – даже не заметишь. А люди, вон, мрут пачками.
Не оборачиваясь, дед, и без того стоявший почти вплотную к дверям лифта, сделал еще полшажочка вперед. Пакет в его руке звякнул, судя по очертаниям, в нем находились бутылки.
Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.
В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.
В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.
Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.
Причудливый калейдоскоп, все грани которого поворачиваются к читателю под разными углами и в итоге собираются в удивительный роман о памяти, восприятии и цикличности истории. 1988 год. Молодой историк Сол Адлер собирается в ГДР. Незадолго до отъезда на пешеходном переходе Эбби-роуд его едва не сбивает автомобиль. Не придав этому значения, он спешит на встречу со своей подружкой, чтобы воссоздать знаменитый снимок с обложки «Битлз», но несостоявшаяся авария запустит цепочку событий, которым на первый взгляд сложно найти объяснение – они будто противоречат друг другу и происходят не в свое время. Почему подружка Сола так бесцеремонно выставила его за дверь? На самом ли деле его немецкий переводчик – агент Штази или же он сам – жертва слежки? Зачем он носит в пиджаке игрушечный деревянный поезд и при чем тут ананасы?
Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.