Бабы, или Ковидная осень - [20]
«А в другое место не пробовал устроиться?»
«Ты на другой планете живешь? У меня половина приятелей – кого сократили, у кого бизнес пиздой накрылся, и не все они туризмом занимались».
Голова пылала. Выходит, ей еще крупно повезло. У нее оставалась работа. С тем, что клиентов поубавилось, не поспоришь. Но ходят же и деньги платят.
Подписчиков за два последних дня в инсте прибавилось, и управляющей она скоро станет…
«Печалька», – отбила она и, выйдя из мессенджера, отправилась в ванную.
Выйдя из душа, вернулась в чат.
От Лехи-юниора ничего нового не было.
«Как ты?» – написала она.
«Нормас. Сериал смотрю».
«Какой?»
«Игру престолов пересматриваю».
«Какой сезон?»
«Второй».
«Тебе карлик нравится? Бес?»
«Это мой любимый герой».
«Мой тоже».
Не зная, что еще добавить, Ника нехотя покинула чат и поняла, что отчего-то беспрерывно улыбается.
Она попыталась списать это на действие Руслановой травки, но что-то легкое и одновременно тягучее внутри шептало, что дело уже не в ней.
Усевшись на подоконник с чашкой недопитого чая, она уставилась на вечерний город.
Вдали, похожие на группу восставших из Мирового океана динозавров, делая миллиметровые шажочки, на нее надвигались величественные и грозные, наряженные в неоновую рекламу башни Сити.
Она задумала было сделать снимок в поддержку родного города, который – ну в самом деле! – ничем не хуже Сеула, но вставать и идти за мобильным было лень.
Из башен напротив – таких же, как и ее, одноподъездно-минималистичных, практично-скорбных в своем темно-коричневом или темно-сером цвете —таращились своим холодным светом огни.
Укутанные искусственными огнями, сидели в клетушках птички – и каждая, вплоть до марта этого года, говорила на своем, понятном только ей языке. Сколько же миллионов языков существовало в этом городе?
Бессчетное множество…
Языков одиночек, пишущих о себе, снимающих себя, жалеющих себя, ласкающих себя, заботящихся о себе, боящихся вирусов, бактерий, тайфунов и землетрясений, очередного конца света и живых людей рядом и оттого пытающихся увековечить каждый свой шаг вспышкой мобильной камеры…
Выходит, этот сраный ковид заставил всех выучить универсальные слова и вытащил, наконец, из людей не только страх, но и сострадание к ближнему.
Леха-юниор был вовсе не слаб, и она это хорошо чувствовала, глядя на город, в котором он, вместе с карликом Тирионом, переживал очередную перипетию придуманного писателем Мартином чудного мира.
Ему просто нужно было куда-то выкрикнуть, как в колодец, накопившуюся в душе смуту…
Случилось так, что подвернулась она – жалкая, зажатая в тиски этих убогих башен, одинокая, уже не юная, самовлюбленная дура…
Благодаря воздействию выпитых на ночь трех граммов мелаксена, Ника проснулась только в половине десятого.
Было воскресенье – законный выходной.
Восстановив цепь вчерашних событий, она, едва справляясь с волнением, первым делом схватила с прикроватной тумбочки лежавший там на зарядке мобильный.
Знакомая продавщица еще в ночи прислала сообщение – в косметический корнер «Цветного» пришли новые поступления.
Больше ни на ватсап, ни на вайбер ничего не прилетело.
Сомнений уже не было – Алексей внес Никин номер в «черный список».
Ее вчерашнее «как дела?» в мессенджере вместо синего цвета зеленело, а рядом стоял красный восклицательный знак.
Не вставая с кровати, Ника сделала обычную утреннюю растяжку.
Затем, направив камеру айфона на лицо, отщелкала несколько селфи.
Рассмотрев себя на получившихся снимках – ненакрашенную, со спутанными, тонковатыми волосами, с чуть отекшим лицом, широковатым носом и испуганным взглядом, она выбрала наиболее удачное фото и, добавив «доброе утро», отправила Лехе-юниору.
В фейсбучном мессенджере он побывал в половине третьего ночи и сейчас, вероятно, еще спал.
Напялив спортивный костюм и кроссовки – одежду, с приходом карантина уверенно сменившую некогда привычные каблуки и платья, – Ника вызвала такси и, прихватив с собой дизайнерскую маску-тряпочку, отправилась в универмаг.
По дороге вернулась в чат с Лехой.
В сети его все еще не было.
Пообщавшись со знакомой продавщицей и, по ее рекомендации выбрав несколько самых новых, относительно недорогих средств по уходу за кожей, которые могли быть доступны по цене большинству подписчиц, Ника заученно поныла и вытрясла из продавщицы максимальную скидку на покупку.
Почувствовав приступ голода, поднялась на пятый этаж.
В самом начале переполненного в воскресный день фудкорта располагалась веганская лавочка.
Ника заказала бургер с салатом и сливовой котлетой, капучино на миндальном молоке и соевый, с сиропом топинамбура вместо сахара, десерт.
Здоровая еда оказалась страшно с невкусной.
Пока давилась слишком сладким десертом, в мобильный упало сообщение.
Сердце заколотилось: «Неужто Алексей обозначился? Или Нинка наконец выдала реакцию?». Трясущимися пальцами она достала из накладного кармашка рюкзака телефон.
К ее громадному облегчению это был Леха-юниор.
«Как настроение?»
«Так себе».
«Кто же испортил?»
«Сливовый веганский бургер и жуткий десерт с топинамбуром».
«Такой хавчик тебе остается запить безалкогольным пивком, а потом закурить айкос с безникотиновым стиком».
Варвара Сергеевна Самоварова – красавица с ноябрьским снегом в волосах, богиня кошек и голубей – списанный из органов следователь. В недавнем прошлом Самоварова пережила профессиональное поражение, стоившее ей успешной карьеры в полиции и закончившееся для нее тяжелой болезнью. В процессе долгого выздоровления к Варваре Сергеевне приходит необычный дар – через свои сны она способна нащупывать ниточки для раскрытия, казалось бы, безнадежных преступлений. Два города – Москва и Санкт-Петербург. Две женщины, не знающие друг друга, но крепко связанные одним загадочным убийством.
В романе «Картонные стены» мы вновь встречаемся с бывшим следователем Варварой Самоваровой, которая, вооружившись не только обычными для ее профессии приемами, но интуицией и даже сновидениями, приватно решает головоломную задачу: ищет бесследно исчезнувшую молодую женщину, жену и мать, о жизни которой, как выясняется, мало что знают муж и даже близкая подруга. Полина Елизарова по-новому открывает нам мир богатых особняков и высоких заборов. Он оказывается вовсе не пошлым и искусственным, его населяют реальные люди со своими приязнями и фобиями, страхами и душевной болью.
В едва наладившуюся жизнь Самоваровой, полюбившейся читателю по роману «Черная сирень», стремительно врывается хаос. Пожар, мешки под дверью, набитые зловонным мусором, странные письма… Продираясь сквозь неверную, скрывающую неприглядную для совести правду память, Варвара Сергеевна пытается разобраться, кто же так хладнокровно и последовательно разрушает ее жизнь. В основе сюжета лежат реальные события. Имена героев, детали и время в романе изменены. Содержит нецензурную брань.
Трем главным героиням, которых зовут Вера, Надежда и Любовь, немного за сорок. В декорациях современной Москвы они беседуют о любви, ушедшей молодости, сексе, выросших детях, виртуальной реальности и о многом другом – о том, чем живут наши современницы. Их объединяют не только «не проговоренные» с близкими, типичные для нашего века проблемы, но и странная любовь к набирающему в городе популярность аргентинскому танго.
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.
Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.
Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.
Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.