Бабье лето - [38]

Что если она ошиблась? Что если кто-то поджидает ее, чтобы ограбить или еще хуже? Она вела себя, как глупая девчонка, отправляясь ночью на конную прогулку и даже не предупредив Джима.

Она выехала из-за деревьев – и тут ее взору предстал белый арабский жеребец на вершине холма, резко выделявшийся на фоне вечернего неба. Нельзя было не узнать эти белые блестящие бока, царственный наклон головы и изгиб шеи. Прищурившись, она дала глазам постепенно привыкнуть к темноте. Только тогда она заметила, что на лошади сидит высокий, с гордой осанкой мужчина с длинными черными волосами, развевавшимися по ветру.

Наверное, у нее начались галлюцинации. Только женщина, томящаяся от любви, способна вызвать в своем воображении мужчину, заставившего ее сидеть в пустом доме с упакованными сумками.

Внезапно лошадь тронулась с места, спускаясь с холма так резво и изящно, что это не могло быть сном. И только апач мог править так лошадью. Только Болтон Грей Вульф.

Натянув поводья, она обдумывала, не убежать ли ей. Но даже повернув назад, ей никогда не удастся ускакать от Болтона, никогда она не сможет умчаться от своего прекрасного воина.

Послышался стук копыт, ритмичный, словно барабанный бой. Он все приближался и приближался. Луна, до этого бледная и скрытая тучами, вдруг ярко блеснула, осветив местность, словно театральную сцену.

Сердце Вирджинии рвалось из груди – она сжала в руках поводья, чтобы не свалиться с лошади прямо к ногам Болтона. Одетый в одни лишь штаны из оленьей кожи и мягкие мокасины, он приближался к ней, и его обнаженная грудь блестела в серебристом лунном свете. Его глаза сияли, волосы развевались.

Он обнял ее за талию и с легкостью поднял с седла, пересаживая на своего коня. Затем произнес отрывистую команду на языке атапасков и бросил коня в галоп, а ее жеребец поскакал следом.

Она не стала спрашивать, куда он ее везет, или почему он опоздал. Ее не интересовало, где он был и каковы его намерения. Ничто не имело значения, ничто, кроме его рук и биения его сердца.

А вот и конюшня. Он завел лошадей в стойла, поднял Вирджинию на руки и уложил ее на сено. Не произнося ни слова он наклонился и сорвал с нее одежду. Она не шевелилась, не задавала вопросов, не протестовала.

Он быстро сбросил свои штаны из мягкой оленьей кожи и встал над ней, говоря что-то быстро и нежно на своем родном языке.

Она не знала слов, но понимала смысл. Болтон возвращал себе свое.

Вирджиния вскинула руки, и он вошел в нее одним мощным глубоким ударом. Все, что ее сдерживало, развеялось, как дым. Любовь не знает границ, любовь не знает возраста, любовь превращает все проблемы в обычные бумажные химеры. Принадлежа Болтону и отправившись вместе с ним в упоительное путешествие к звездам, Вирджиния отказалась от себя и подчинилась ему. Ее тело принадлежало только великолепному любовнику, заставлявшему петь каждую клеточку ее тела. Ее душа соединилась с душой прекрасного воина, вобравшего в себя саму мощь природы. Ее сердце обрело отдохновение рядом с восхитительным апачем, который добивался ее любви, читая стихи на древнем языке.

Ни один мужчина не знал ее лучше, ни один мужчина не ласкал ее лучше. Впившись ногтями в его спину и крича от удовольствия, она быстро достигла оргазма. Ее выкрики подстегнули его. Он был глубоко в ней, вжав ее в мягкое, ароматное сено. Каким бы он ни был молодым, каким бы ни был здоровым и крепким, она востребовала его всего, противопоставила свою страсть его страсти, отвечала ему на каждое его движение.

Капельки пота блеснули на его верхней губе, засияли, как роса, на спине и груди, а он все еще не отпускал ее, доводя до очередного экстаза. Она крепко обхватила ногами его талию, доведенная до неистовства, сравнимого лишь с его собственным.

Она оставила на его коже следы от своих ногтей, а он отметил ее своей неукротимой страстью. Он будто выжег на ней свое клеймо, объявил ее своей собственностью, и навеки закрыл ее для любого другого мужчины.

Лошади опустили головы на воротца стойла и, пока луна плыла по небу, тихо ржали. Когда Болтон закончил, оставив глубоко в ней свое семя, она прижала его к себе, упираясь лбом в его влажную грудь.

– Тебе не нужно везти меня к твоим родным землям, ты несешь их в себе, – прошептала она. – Ты несешь ветер и дождь, бурлящие реки и непокоренные горы, луну, солнце и звезды.

Ночной ветер навевал прохладу, и Вирджиния потянулась за одеждой.

– Я еще не отпускаю тебя, – сказал Болтон.

Он с легкостью перевернул ее на живот и вошел в нее, неутоленный, как и раньше. Ее охватил восторг… и наслаждение, слишком сильное, чтобы оставлять его только себе.

Откуда-то из глубины ее существа вырвался смех.

– Владей мной, – потребовала она.

– Как бы тебе хотелось? Быстро, неистово, медленно, нежно? – спросил он, с любовью глядя на нее.

– По-всякому, – ответила она.

– С удовольствием, – улыбнулся он.

Они любили друг друга, пока пылающая страсть не превратилась в тлеющие угольки. Среди сладких запахов сена и пряных запахов земли Болтон крепко обвил руками Вирджинию и прижал ее к себе.

– Это было потрясающе, – прошептала она.

– Это только начало, Вирджиния, – заверил он ее.