Бабье лето - [205]
Моя мать на это ответила:
— Я всегда думала, что мы будем сердечно приняты в этом доме, так оно и случилось, благодарю вас за это от всей души.
— Я благодарю тоже, и пусть оправдается доброе мнение о нас, — сказал отец.
Клотильда только поклонилась. Матильда сказала:
— Спасибо тебе за твое приветствие, Густав, и если ты говоришь, что я принесла нечто доброе и милое всем, то сообщу, что Генрих Дрендорф и Наталия обручились девять дней назад в Штерненхофе, мы приехали к тебе, чтобы получить твое одобрение этого шага. Ты всегда обращался с Наталией, как родной отец. Кем она стала, она стала главным образом благодаря тебе. Поэтому ее никак не мог бы осчастливить союз, не получивший полного твоего благословения.
— Наталия — добрая, прекрасная девушка, — отвечал мой гостеприимец, — благодаря своей натуре и своему воспитанию она стала тем, что она есть. Может быть, в этом есть и небольшая моя доля, ведь все незлые люди, нас окружающие, вносят в нашу душу что-то хорошее. Ты знаешь, что заключенный союз я полностью одобряю и желаю ему всякого счастья. Но коль скоро ты назвала меня отцом Наталии, позволь мне и поступить как отцу. Наталия, как моя наследница, получит Асперхоф со всеми его угодьями и всем, что в нем есть, она получит также, поскольку у меня нет родственников, и все мое остальное имущество. Произойдет это таким образом, что в день своего бракосочетания она получит часть всего состояния, а также грамоты, дающие ей право на остальное, что перейдет к ней в день моей смерти. В этих грамотах, которым она соблаговолит последовать, будут указаны и некоторые подарки друзьям и слугам. Поскольку я отец, я и дам приданое своей любимой дочери, а от матери она может принять только подарки. И вы должны согласиться с одним моим упрямым желанием, сопротивление которому причинило бы мне большую боль. Свадьба должна быть отпразднована в Асперхофе. Сюда много лет назад впервые пришел жених, здесь я с ним познакомился, здесь, может быть, и родилась эта привязанность, и, наконец, здесь живет отец, как меня сейчас назвали. Ко дню свадьбы для молодоженов будет в Асперхофе готова квартира, но им не предъявляется требование воспользоваться ею. Пусть они по своему выбору устраиваются либо в Асперхофе, либо в Штерненхофе, либо в городе, либо живут попеременно, где им захочется.
В продолжение всей этой речи Матильда достойно и чинно сидела на своем месте, да и вообще в этом собрании царила глубокая серьезность. Матильда старалась владеть собою, но из глаз ее полились слезы, а губы задрожали. Она встала и хотела что-то сказать, но говорить не смогла и только протянула Ризаху руку. Тот обошел стол — ибо их разделял его угол, — мягко усадил Матильду на место, тихо поцеловал в лоб и погладил ее гладко расчесанные на пробор над изящным лбом волосы.
Когда Ризах вернулся на свое место, мой отец снова произнес речь.
— Здесь есть еще один отец, который тоже хочет сказать несколько слов и поставить кое-какие условия. Прежде всего, барон фон Ризах, примите мою живейшую благодарность за то, что вы сочли достойным одного из членов нашей семьи быть принятым в члены вашей семьи. Нашей семье оказана этим честь, и мой сын Генрих несомненно постарается приобрести все качества, необходимые для исполнения своей новой обязанности и для воплощения человеческого достоинства, без которого нельзя стать частью высшего общества. Я надеюсь, что в этом я могу поручиться за своего сына, и вы сами на это надеетесь, коль скоро доверили ему ту роль, какую он теперь играет. Мой сын внесет в новое домашнее хозяйство справедливую долю. В моем доме в городе для молодоженов всегда будет наготове подобающее жилье, и если я когда-нибудь предпочту сельскую жизнь, им найдется место и в моем новом жилище. Могут они, если пожелают, завести и собственный постоянный дом. То, что бракосочетание произойдет в Асперхофе, на мой взгляд, верно, и думаю, никто этого решения не станет оспаривать. А теперь у меня к вам, барон фон Ризах, еще одна просьба. Примите меня, старика, мою старую супругу, а также нашу дочь Клотильду, в свой семейный круг без колебаний. Мы люди мещанского сословия и, как таковые, жили просто. Но в любых обстоятельствах мы старались сохранить свою честь и доброе имя.
— Я знаю вас уже давно, — отвечал Ризах, — хотя и не лично, и уже давно уважаю вас. Еще глубже стал я уважать и любить вас, когда познакомился с вашим сыном. Как рад я вступить с вами в более тесные отношения, об этом может рассказать вам ваш сын, и будущее это покажет. Что касается мещанского звания, то и я принадлежал к этому сословию. Преходящие действия, которые называли заслугами, отторгли меня на некоторое время от этого сословия, но через свою приемную дочь я снова возвращаюсь к нему, единственно мне подобающему. Достопочтенный обладатель постоянной деятельности и устроенной семейной жизни, если вы сочтете меня, не имеющего ни того, ни другого, достойным этого, то прижмитесь к моему сердцу, и будем друзьями на все оставшиеся нам дни.
Оба встали со своих мест, встретились на середине пути друг к другу, обнялись и некоторое время не размыкали объятия. Как это всех потрясло, показали воцарившаяся мертвая тишина и влажные у многих глаза.
Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.