Бабье лето - [204]

Мой гостеприимец был оповещен Матильдой о нашем приезде. Когда мы подъехали к ограде, он стоял с Густавом, Ойстахом, Роландом, с экономкой Катариной, управляющим, садовником и другими людьми на песчаной площадке перед домом, чтобы нас встретить. Мы вышли из экипажей, и вот мой отец и мой гостеприимец подошли друг к другу. У гостеприимца были белые, как снег, волосы, у отца чуть менее седые, но оба были мужчины приятного и достопочтенного вида. Они подали друг другу руки, на секунду взглянули друг на друга и потом обменялись сердечным рукопожатием.

— Приветствую, тысячу раз приветствую вас на пороге моего дома, — сказал мой гостеприимец, — редко сюда захаживал кто-либо, кто был бы таким желанным гостем, как вы, и редко я тосковал по ком-нибудь так же, как по вам. Мы так давно связаны, и я вас уже давно любил в любви вашего сына.

— А я вас в любви вашего молодого друга, — отвечал отец, — день, который приводит меня под ваш кров, — это один из лучших моих дней. Я вхожу в дом человека, которого знаю благодаря своему сыну, хотя вижу перед собой и государственного деятеля. Я прихожу отдать долг благодарности. Вы наградили меня до того, как я сколько-нибудь этого заслужил.

— Полноте, мне самому это было приятно, — возразил мой гостеприимец, — но знаете, легко совершить ошибку, когда ты одержим страстью, особенно когда вот так встречаются два старых любителя старины. Я преминул сказать первые приветственные слова вашей глубокочтимой супруге, как то было бы моим долгом. Но, дорогая сударыня, вы, если и не совсем простите меня, то посмотрите на это все-таки как на меньший промах, чем какая-либо другая женщина, ибо вы знаете своего супруга и его отношение к своим сокровищам. Приветствую вас и если скажу, что хотел видеть вас здесь не меньше, чем вашего супруга, то скажу правду, и свидетель тому ваш сын, если вы усомнитесь в моих словах. Я рад ввести вас в свой дом, позвольте взять вашу руку. Матильда, Наталия, Генрих, сегодня вам придется быть на вторых ролях, а эта барышня, которую я знаю, наверное, как Клотильду, пусть разрешит мне полюбить и просить ее о взаимности. Густав, проводи барышню.

— Сделайте милость, разрешите сопровождать вас, — сказал Густав Клотильде.

Она ласково взглянула на юношу и сказала:

— Прошу вас сделать мне одолжение.

— Прежде чем мы отправимся, — сказал еще мой гостеприимец, — взгляните и на этих двух моих замечательных художников. Ойстаха и Роланда, живущих в моем имении, которое я назвал бы «Беззаботность», если бы оно не доставляло столько забот. Они приветствуют вас перед домом. А вот и моя Катарина, на которой держится дом, а вот управляющий, садовник и другие, которые не хотели отказать себе в радости присутствовать при вашем приезде.

Отец пожал всем руки, а мать и Клотильда учтивейше поклонились.

Затем мой гостеприимец взял под руку мою мать, отец — Матильду, я — Наталию, Густав — Клотильду, и мы прошли через решетчатые ворота в сад и в дом. Экипажи отправились на хутор. В доме нас тотчас провели в наши комнаты. Матильда и Наталия пошли в обычную свою квартиру. Для моих отца и матери было отведено помещение из трех комнат — с очень красивой обивкой стен и превосходной мебелью. Обо всех и всяческих удобствах позаботились наперед. У Клотильды была изящная, голубоватая комнатка. Из родительской квартиры я направился в обычные свои комнаты. Густав пришел ко мне сюда в первые же минуты и обнял меня с великой радостью и любовью.

— Ну, наконец все определенно и ясно, — сказал он.

— Определенно и ясно, — возразил я, — если даст Бог. Теперь ты и вправду мой дорогой любимый брат, хотя по правилам ты станешь им лишь через некоторое время.

— Можно и мне говорить тебе «ты»? — спросил он.

— Рад этому от души, — ответил я.

— Итак, ты мой любимый, дорогой брат, — сказал он.

— Навсегда, на всю нашу жизнь, что бы ни случилось, — сказал я.

— Навсегда, — отвечал он, — а теперь быстренько переоденься, чтобы не опоздать. Все соберутся для еще одного приветствия в зале для гостей на первом этаже, прежде чем пойдут обедать. Мне и самому надо привести себя в порядок.

Все было так, как сказал Густав, и всем передали приглашение. Он вышел, и я переоделся.

Мы собрались в комнате для гостей на первом этаже, где я, будучи первый раз в этом доме, сидел один, когда мой гостеприимец удалился заказать для меня обед. Тогда до меня доносилось пение птиц. Пол выкладной работы был сегодня целиком покрыт очень красивым ковром. Ойстах и Роланд были тоже приглашены на этот прием.

Когда все собрались, мой гостеприимец, одетый столь же празднично, как мы, встал и сказал:

— Я еще раз обращаюсь ко всем приехавшим с приветствием в стенах этого дома. Хотя мне и не хватает здесь иных дорогих друзей и в некотором роде соратников, еще у меня оставшихся, так уж устроено, что не всегда удается собрать вместе всех, кого любишь. Самое существенное — здесь, и собрались мы по славному поводу, который кое-кому принесет еще более прекрасный день. Вы, высокочтимая сударыня, мать молодого человека, который не раз жил под кровлей этого дома, желанная в нем гостья. Дом этот часто слышал ваше имя и имена ваших добродетелей, и хотя звуки речи часто вещали как бы совсем иное, в них бессознательно слышались и скапливались ваши свойства, рождая почтение и, позвольте сказать это старику, любовь. Вы, мой благородный друг, — позвольте мне назвать вас так, — убеленный сединами, как и я, но достославнее благодаря почтению ваших детей, а потому и других людей, вы со своей супругою незримо обитали в этом доме и чтите его, присутствуя ныне в нем во плоти. Вы, Клотильда, прибыли сюда со своими родителями и находитесь как бы в своих владениях. К тебе, Матильда, обращаюсь я лишь теперь, обратившись прежде к другим, кто не столь часто переступал порог этого дома, как ты. Ты принесла нам сегодня нечто, что будет всем мило и дорого. Поэтому ты желанна здесь не менее, чем была желанна всегда. Добро пожаловать, Наталия, привет вам, Генрих, Ойстах, Роланд, Густав, свидетели нынешного события.