Азов. За други своя - [61]

Тимофей подполз обратно, за ним и ребята. Усевшись кружком, перебивая другу друга, коротко поведали, как подслушали ночной разговор Наиля, что буд то бы лошадей продавать в крепость заявился, а сам враг был, с каким-то неизвестным. Но тот неизвестный точно здесь, около крепости подглядывал. Апосля по голосу его вычисляли. И нашли же, он в виде помощника купчины у крепости отирался. А потом и его сообщника взяли, но это уже без них. Дядя Фроська сам справился. Наиль же сбежал.

Уважительно качнув головой, Валуй отпустил парней, и те, переговариваясь и ещё что-то вспоминая, удалились. Казаки, не слышавшие этой истории, ещё долго обсуждали рассказ.

Поднялась дверца входа, и в щель облаком полился свежий воздух. Вечерний свет уже почти не отличался от сумрака казачьего убежища. Просунувшаяся голова голосом Арадова окликнула:

— Валуйка, ты здесь?

— Тут мы.

— Бери человек пять, пора.

Лукин крякнул — так и не отдохнул — рука нащупала ружьё:

— Подъём, казаки! Космята, Борзята, Дароня, Пахом…

— А можно и мы тоже? — В стороне поднялся на коленях, выше потолок не даст, Тимофей Савин.

Валуй на миг задумался.

— Да нехай идуть, — поддержал земляков Космята.

— Собирайтесь.

Подскочила Марфа:

— Куда ж с таким ухом? Нельзя же тебе…

Валуй обнял девушку, губы нашли густой завиток, пахнувший почему-то порохом:

— Надоть, Марфочка. Без нас всяко-разно не справятся.

Девушка бессильно опустила руки.

Валуй на коленях пополз к выходу. За ним устремились казаки. Когда захлопнулась дверца, Красава положила ладонь на плечо Марфы.

— Не горюй, девушка, такая наша казачья доля бабская.

Марфа тяжело вздохнула. Тонкие пальцы вытерли слезу, повисшую на реснице.

Над городом поднимались дымные столбы разрывов. Сумерки расцвечивались огненными сполохами, словно цветами, но не простыми, полевыми, а цветами из страшной сказки, несущими смерть. Крушились остатки куреней, разлетались по улицам куски кирпичей, взвизгивали осколки. Только они выскочили на улицу, как поблизости грохнуло так, что заложило уши и обдало тучей камешков, словно шрапнелью. Казаки, пригибаясь и вырисовывая зигзаги, рванули за Арадовым во всю прыть. Пока бежали, навстречу не попалось ни одного человека. Караульные прятались в ямах на остатках стены, а остальные сидели по щелям. Земляная насыпь грозным валом нависала над городом. Мелкие издалека фигуры янычар усеивали вершину так густо, что, казалось, там и клочка свободного нету. Пушки то и дело выпускали облака густого дыма, одновременно с ядрами в крепость долетали и звуки выстрелов.

В слухах подготовились к выходу ещё до обеда. На бегу ватага, как договаривались, разделилась на группы. С собой отрядил Борзяту. Пахома отправил с Дароней, а Космяту поставил старшим у осоколецких парней. Арадов, поколебавшись, присоединился к молодым. Но по дороге передумал. Махнув рукой Степанкову, мол, сам справляйся, увязался за Пахомом.

У входа в подземелье Космята оставил Афоню с Антошкой, решительно отбив их робкий ропот, — охранять. С собой взял только Тимофея. Он вообще выделял парня: толковый и несуетный. И мыслит зрело, хоть и не всегда в корень.

Арадов у другого слуха отправил вперёд Пахома и Дароню. Сам полез за ними. Шнуры, пропитанные земляным маслом, экономили, здесь использовались десятисаженные, чтобы как раз успеть выскочить из слуха.

Борзята нервничал — уже раз семь саданул по камню, но искра выходила слабая, незажигательная. Валуй, отодвинул брата плечом, и стены плотно зажали близнецов в проходе. В узком лазе только и можно было поместиться, прижавшись друг к другу. Пригнувшись, Лукин сам несколько раз чиркнул кресалом. Горстка пороха вспыхнула с третьего раза, тут же подхватился конец длинного шнура, лежащего на ней.

— Уходим, быстро, — толкнув замешкавшего брата, побежал, согнувшись в пояс, не оглядываясь.

Арадов и остальные казаки уже толпились у развалин стены, с тревогой поглядывая на выход. Дождавшись, когда из темноты выскочат двое последних поджигателей, они припустили сломя голову.

И только отбежали саженей на пятьдесят, как позади рвануло. Один за другим три раза. Казаки повалились наземь уже после первого. Последним падал Лукин, после разрыва он успел сделать два шага и оглянуться. А в следующий момент окружающий мир вдруг раскрасился самыми разными яркими красками и показалось, что в раскрывшемся чёрно-красным цветком небе летят через стены, переворачиваясь, сотни янычар в распахнутых кафтанах. Гигантской силы взрыв потряс город, оглушил казаков и кинул Валуя на землю, словно мощный смерч малое дитя.

Глава 18

Ленивый шайтан Малик опять ничего не нашёл. И из чего теперь палить костёр, скажите, пожалуйста? За эти недели соседи вырубили в окрестностях всё, что могло хоть как-то гореть, даже камыш выломали, и теперь берега Тана-Дона, бесстыдно оголённые, туркам казалось, выглядели сиротливо и неуютно.

Десятский турецкой сотни разномастной пехоты Ышик с досадой выругался. Котёл, заполненный водой, уже покачивался над выгоревшим кругляшом чёрной земли. Да, ещё вчера здесь горел огонь. Но не сегодня. Так обидно! И крупа есть, и соль достали, и рыба нашлась, и даже кусочек жирного курдючного сала удалось раздобыть на готовне, где постоянно что-то пыхтело и жарилось для командиров, а выгоревшее пятно от прежних костров так и пустовало.