Айсолтан из страны белого золота - [23]

Вдруг до слуха башлыка долетают звуки музыки. Кто-то включил репродуктор, установленный неподалеку от навеса. Аннак прислушивается, и глаза его добреют.

— А вот это ты правильно устроил, товарищ Сазак. За это спасибо. Песня, музыка — великое дело, друг. Под песню и работа лучше спорится. Читал, может, как Кемине со своим пиром [6] шел на поминки, а им навстречу два музыканта-сазандара. Пир разгневался и говорит: "Эй, вы, злоумышленники!" А Кемине ему возражает: "Напрасно гневаешься, мой пир: это мы с тобой злоумышленники, — мы к мертвецам в гости идем. А это хорошие люди, они на той спешат". Ну, добро. Пойдем поглядим колодцы.

По дороге к колодцам Аннак останавливается возле мешков с шерстью. Прикинув в уме, он спрашивает Бегенча:

— Тонн сорок будет, а? Как полагаешь?

Четыре двугорбых верблюда, покачивая маленькими головками, медленно ходят вокруг четырех глубоких колодцев с оцементированными стенами и тянут оттуда толстые канаты, переброшенные через блоки. На концах канатов покачиваются бадьи из бычьей кожи. Пастухи выливают прозрачную студеную воду из бадей в большие цементные водоемы. К этим колодцам придут на водопой отары овец с далеких пастбищ.

Аннак и Бегенч пробуют воду, хороша ли она, не горчит ли. Вода холодна, лишь чуть-чуть солоновата на вкус, и они пьют ее с наслаждением. Четыре часа в машине, под палящим степным солнцем — как тут горлу не пересохнуть! Особенно жадно пьет Бегенч.

Сазак говорит:

— Бегенч, хватит тебе сырой водой желудок наполнять. Оставь место для чая.

Но Аннак чувствует, что чая ему, пожалуй, маловато. Его могучий организм требует чего-то более основательного для восстановления сил. Он возражает:

— Чай, конечно, неплохо. Но только на одном чае далеко не уедешь. Там, в машине, два славных козленочка с нами прибыли. Ты, друг Сазак, сделай милость, похлопочи, чтобы одного изжарили.

— Уже жарится, товарищ Аннак. Хорошее, свежее мясо жарится. А ты своего козленка побереги, домой отвезешь.

— А где ж ты взял свежее мясо?

— Ты слышишь, Бегенч, чт© товарищ башлык спрашивает? Откуда у нас свежее мясо? Товарищ башлык забыл, что у нашего колхоза шестнадцать с лишком тысяч голов баранов. Так пошли обедать. Обед готов.

— Обед — штука хорошая, а все-таки вели отрубить задние ножки у нашего козленка да нанизать на вертел. Я тоже хочу попотчевать вас козленочком из нашего с Бегенчем стада.

На пути к теляру Аннак замечает в стороне от него собранный, в большие кучи чор [7].

— Это на что ж тебе столько чора, друг? — спрашивает башлык. — Что у тебя, все бараны чесоткой болеют, что ли, — столько чора для черной мази наготовил? Или черкеза и саксаула мало, топлива не хватает?

— Нет, товарищ Аннак… Это я для другого дела, — уклончиво отвечает Сазак.

— Для чего же? Любопытно знать.

— Это я по просьбе Айсолтан собрал.

— Айсолтан? — невольно переспрашивает Бегенч.

— Ну да. Она хочет попробовать чор как удобрение для хлопчатника.

— Чудно! За минеральным удобрением пятнадцать километров ездим, а за вашим чором — сто пятьдесят километров машину гнать нужно. Интересно, как агроном на эту затею смотрит?

— Не знаю. Но… конечно, дело опыта… Только Айсолтан меня просила никому пока не говорить…

— Ничего, ничего. Попытка не пытка…

Бегенч уже не слышит, о чем еще говорят Аннак и Сазак. Он думает про себя: "Должно быть, старуха и вправду говорила про Айсолтан. И, как видно, это не просто ее старушечья затея, — как видно, Айсолтан дружит с Сазаком. Небось, ему, Бегенчу, она никаких секретных поручений не дает. Сазак у нее, видать, доверенное лицо. Да, что-то тут неладно". Сгоряча Бегенчу хочется тут же отозвать Сазака в сторону, спросить напрямик: "Ну, друг, как комсомолец комсомольцу, скажи правду".

Солнце, раскрасневшееся, как только что вынутый из тамдыра чурек, скоро коснется края земли. Стрига-чи, закончив работу, гурьбой идут к теляру.

Теляр быстро заполняется людьми. Расстилают на кошмах скатерть. Аннак и Бегенч садятся обедать со стригачами, пастухами и подпасками. Приносят круглые, блестящие чуреки, от которых еще идет пар, ставят миски, доверху наполненные горячей, шипящей в масле коурмой. Аннак, проголодавшись за дорогу, так уплетает коурму и чурек, что на него весело смотреть. Сало тяжелыми каплями стекает с коурмы, Аннак подбирает его чуреком и, покряхтывая от удовольствия, отправляет в рот. Все же, как ни увлечен Аннак едой, он успевает перекинуться словом, веселой шуткой. Уничтожив полную тарелку коурмы, Аннак, не теряя присутствия духа, принимается за изжаренного на вертеле джейрана. Расправившись и с этим блюдом, он берется за дыню, потом за виноград. Он пробует сначала черный, потом прозрачный зеленовато-розовый и на этом заканчивает свою трапезу. Бегенч, с восхищением следивший за Аннаком, только вздыхает от зависти. У Бегенча после разговора с Сазаком совсем пропал аппетит.

Смеркается. Из степи пригоняют пасшихся там верблюдов и, нагрузив шерстью, отправляют в путь.

Раздаются звуки тростниковых дудок, потом чей-то голос запевает песню. Песня несется над степью, улетает за притихшие колодцы, замирает вдали.

Когда Аннак и Бегенч садятся в машину, огромный, опрокинутый над степью купол неба мерцает звездами и на востоке созвездие Плеяды уже отделяется от земли.