Айн Рэнд - [78]

Таганову непросто отбиться от обвинений Киры: «Вы пришли и запретили живым жить… вы определили критерии новой жизни, влезли во всё естество человека, каждый ее час, каждую минуту, каждый нерв, каждую потаенную мысль и заявили, что теперь обязаны жить иначе… от ваших тесных оков у нас лопаются вены». Эти жесткие слова Киры автор заставляет коммуниста Таганова повторить в его последнем докладе товарищам по партии, проиллюстрировав их фактами крестьянских террористических актов. Он знает, что партия дала людям, которые до революции прозябали, возможности для образования, получения профессии и карьеры, но тоже приходит к выводу: человек живет только для себя, и рано или поздно партия должна ответить на острые вопросы: «А не выхолащиваем ли мы жизнь, для того чтобы увековечить ее? Что мы делаем? Хотим ли мы накормить умирающих от голода для того, чтобы спасти им жизнь? Либо мы собираемся лишить их жизни для того, чтобы накормить досыта? (курсив наш. — Л. Н., М. К.)».

Айн Рэнд привела своего героя к высокой гуманистической идее, что человеческая жизнь — это высшая ценность. После такого выступления он лишается должности и служит библиотекарем в ленинском уголке кружка домохозяек в пригороде Ленинграда. Конечно, из-за своей строптивости он не прошел бы ближайшую «чистку» в партии. И Таганов покончил с собой выстрелом из пистолета, в предсмертной записке никого не обвинив и тем самым предоставив партии возможность устроить ему громкие похороны и даже опубликовать некролог в «Правде».

Трудящиеся Ленинграда хоронили товарища Андрея Таганова, 1896 года рождения, члена партии с 1915 года, бывшего красноармейца, в холодный день на площади Жертв Революции в Ленинграде. Под звуки «Интернационала» «трехкилометровый поток фуражек, косынок, сапог и знамен» (этим выражением автор снижает пафос похоронной истерии) следовал за красным гробом, нести который удостоились чести самые близкие его соратники, в том числе, конечно, Павел Серов и Виктор Дунаев. Отправленные на похороны многим незнакомого большевика ленинградцы ворчат на собачий холод, называют процессию «демонстрацией», правильно расшифровав идеологическое действо коммунистов.

Один из лозунгов этой трагической демонстрации — «Всесоюзная коммунистическая партия готова отдать жизнь каждого ее члена за дело революции» — звучит иронически, если не издевательски. Как сказал бы Т. Карлейль, «трещины замазаны праздником». В прощальной речи Павла Серова развенчано «Я» как самое опасное и коварное слово и вознесено «Мы» как девиз коллективного будущего. А Кира, тоже пришедшая проститься с Андреем Тагановым, размышляла, кто его убил — она сама или революция.

К трагическому завершению жизни Айн Рэнд привела и саму героиню, чьи молодые прекрасные ожидания не оправдались.

Вспомним, что в 1920-е годы, учась в Институте экранного искусства, Алиса попробовала написать произведение, которое, при поверхностном прочтении, прославляло коммуниста, но настоящим героем был его политический оппонент. Можно предположить, что в романе «Мы живые» Айн Рэнд вывернула данную задумку наизнанку: главным мужским персонажем вроде бы является Лео, но наделе им становится коммунист Таганов.

Разрыв с Лео Коваленским — «великим альфонсом СССР», ошеломляющий уход из жизни Андрея Таганова и фальшивое многолюдье похоронной процессии заставили Киру немедленно начать подготовку к отъезду за границу. Однако, в отличие от Айн Рэнд, ее героиня не смогла получить заграничный паспорт. Ее мать Галина Петровна назвала стремление дочери бежать из СССР безрассудством и даже была готова поспорить, что из этого ничего не выйдет, и больше того, заявила: «Будет еще хорошо, если тебя просто пристрелят при переходе границы» — и как в воду глядела!

Ни с кем не попрощавшись, Кира пытается перейти границу с Латвией в одиночку, пешком, до колен увязая в снегу, зажав в руках подол подвенечного платья, надетого, чтобы быть незаметной на снегу, периодически проверяя, не потеряла ли спрятанные на груди деньги. Кира не могла сдаться, пишет автор. Ради жизни надо двигаться вперед. Она — хороший солдат…

Но другой хороший солдат, пограничник Иван Иванов, выстрелом смертельно ранит Киру. С именем Лео на устах героиня умирает и слышит беззвучный гимн своей мечте бежать из СССР. Таков в романе Айн Рэнд итог нравственно-философской проблематики жизни и смерти, государства и личности, человека в революции.

Кстати, около 1930 года Айн Рэнд рассказывала своей голливудской приятельнице Миллисент Пэттон, будто сама попробовала подобным образом пересечь советскую границу: «ползком по снегу, через колючую проволоку». Пэттон была не очень уверена, что всё правильно запомнила; но, по ее мнению, Айн Рэнд сделала это, чтобы почувствовать на себе, что должна была испытывать Кира Аргунова.

Главные проблемы романа раскрываются на фоне повествования о судьбах второстепенных персонажей. Интересно, что для автора деление героев на положительных и отрицательных не зависит от их идеологических позиций.

Красный балтиец Степан Тимошенко знает, что «революцию в белых перчатках не сделаешь», и всё же не спешит вершить суд над молодыми беглецами из Петрограда. Он прошел «полный срок» Первой мировой войны, служил под командованием адмирала Коваленского, и это сближает его с Лео и Кирой, которую он прозорливо предостерегает: «И никогда больше не пытайтесь покинуть страну. Вы живете здесь, в Советской России. Можете ненавидеть ее, можете задыхаться здесь, но не пытайтесь отсюда бежать».