Ай эм эн экта! - [8]
Прислали с киностудии новую «хлопушку», барышню многоопытную, нахальную и ленивую. О ней лучше не вспоминать. Она в меня вцепилась такой профессиональной хваткой, куда там. Даже Тамарка тогда, по-моему, все просекла, но не скандалила по причине беременности.
— Фу ты, дьявол! Ты живой? Ты чего тут разлегся-то?
— А что, нельзя? — я открыл глаза.
Надо мной стоял небритый мужичок в мятом темном пиджаке. Кажется, я его раньше, давным-давно, встречал на съемках в бригаде осветителей.
— Да можно, можно, — с легким стоном выдохнул он и стал озираться по сторонам, будто искал что-то в траве.
Я сел, готовый вскочить и помогать ему: уж больно вид у него был горестный.
— Вы что-то потеряли?
— Да доски матери на гроб ищу.
— О-о… простите. Примите мои соболезнования, — нелепо промямлил я, ощущая всю двойственность своего положения: вроде я не спал и непонятно как попал вдруг в этакий мрачный сон.
— Да-а… — скривился мужик и почесал в затылке. — Государственный-то гроб сейчас, считай, почем?
— Так вы хотите сами?
— Да хотел сколотить, — он отчаянно махнул кулаком. — Так ведь тут, черт его душу знает, куда-то все подевалось, ни одной дощечки нигде не валяется. Сейчас люди все гребут.
Мне невольно захотелось его как-то утешить. Я поднялся, тоже заглядывая кругом под деревья:
— А сколько матушке-то было?
— Да ей-то уж много годков стукнуло. Девяносто!
Мы уставились друг на друга.
— Да она еще живая, — криво усмехнулся мужичок. — Дай ей Бог здоровья. Я так, пока к брату в гараж поставлю. Она ж меня сама попросила. У меня брат — инвалид, у него «запорожец» еще с тех времен. Да он уж не ездиит. Я говорю: продай, продай! А он — кому? О-о…
Мужик оживился и, наверное, еще долго выкладывал бы мне свои проблемы одну за другой, но тут меня позвала Зина:
— Ники-и-ита!
Она стояла возле беседки в углу сада.
— Извините, — пожав плечами, улыбнулся я мужику и легкой рысью направился к моей благодетельнице.
Зинуля выпустила первые стрелы, едва я приблизился:
— Я тебе где сказала ждать? — ее зеленые, в пол-лица глаза от возмущения стали абсолютно круглыми. — В беседке!
— Ну, что там? Сливайте воду? — спросил я, не тратясь на пререкания.
— Я ж уже второй раз сюда прихожу. Ты где был?
— Лежал в траве. Слушай, Зин, а ты продай им Юрку Никулищева. Он актер от бога. У него такой внутренний темперамент…
— Да на фиг он мне надо?! — скривилась Зина. — Уже продавала на свою голову. Он приперся в своей сопливой кепочке и давай им про то, что Украина превращается в отхожее место Европы. Дескать, у нас никаких перспектив, мы для вас только общественный гальюн, а вы и рады нам здесь гадить. Это он итальянцам-то. Они ему работу, понимаешь, а он… Ну скажи? Зануда! Я еще раз подобного козла приведу, так меня эти макаронники саму на фиг уволят. У них же порядок, у них работать надо, а не лапшу на уши вешать… — И вдруг без перехода обрушилась на меня: — Ну а ты чего? Марчелло Менструани! Не мог им по-польски натрепать? Я и то знаю: ешче Польска не схгинэла, алыж схгинуть мусыт…
— Да ладно, не переживай, — усмехнулся я и махнул рукой.
— Что «ладно-то», что «ладно»? Все наши из кожи лезут, чтобы в эту группу попасть. Там уже полстудии подвизается, а ты… Знаешь, сколько они тебе за съемочный день заплатили бы? Сто баксов! За один день! Да у меня за месяц у них сто пятьдесят.
— А что там, роль, что ли? — я ухватил губами протянутую Зиной тоненькую дамскую сигаретку.
— Не роль, но эпизод дня на три, машинист-поляк. Героев у них голливудские звезды будут играть, там вообще другие цифры, с такими нулями!.. Нам не понять, для нас это — космос.
— Ты бы хоть сценарий дала прочитать.
— Да где он, сценарий-то? На русском языке один экземпляр где-то там в дирекции. Да на фиг он тебе надо?! Я тебе и так расскажу. Концлагерь, конец войны, итальяшек освобождают наши…
— А где съемки?
— Под Ивано-Франковском, там декорацию строят. В сентябре где-то начнут снимать. — Зина с досадой оглянулась по сторонам, постукивая по сигарете ярко наманикюренным пальчиком. — Вот олух царя небесного! А я-то, дура, думала, будем вместе в экспедиции… Короче, ГЗМ надо покупать.
— Чего?
— Губозакаточный механизм.
— А-а-а… Да подумаешь, три дня каких-то. — я резко выплюнул в сторону дым. — И сто долларов тоже не деньги.
— Знаешь что?! — возмутилась Зина. — Во-первых, там, где три дня, — там и месяц, и там, где сто баксов, — там и больше может быть. Ты что, первый раз замужем, что ли, не знаешь, как к режиссеру подкатить? А вообще-то на фиг ты мне надо, такой красивый? Ты что думаешь, я ради себя, что ли?..
— Зин, да успокойся.
Но она все продолжала атаковать, мне показалось, у нее даже слезы на глазах выступили.
— Тебе же надо, тебе, козлу! Сейчас ведь время какое, пропадешь ведь. Ты же актерище! Тебе на Запад надо прорываться.
— Ну вот и надо было показать ему мои работы, я уже, слава Богу, кое-что в кино успел сделать.
— Да не нужны Джакомо наши киноопупеи! Скажи спасибо, что я ему твою фотку подкинула.
Я насторожился:
— Как, ты говоришь, режиссера зовут?
— Джакомо Доницетти, — сказала Зина и, натянув верхнюю губу и закатив глаза, аккуратно провела средним пальчиком под глазами, вытирая чуть размазавшуюся от пота тушь.
Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.