Аввакумов костер - [6]
Не спускал Никон глаз с Арсена, но не смутился монах, просто говорил, без хитрости. И хотя и понимал Никон, что никаким игуменом не был Арсен, но не стал про монастырь на Кафе выспрашивать. Вместо этого кивнул.
— Ведомо мне и такое... — сказал он. — С Киева тоже к иезуитам учиться ездят... На Соловках-то не скучаешь по родине?
Отвёл Арсен наполненные нездешней печалью и немым вопросом глаза.
— Живу, слава Богу... Теперь тяжелей будет. Не простит братия, что святого угодника пособил увезти. На казнь остануся. Ну, да на всё воля Божия...
И снова, едва он начал говорить, впился Никон глазами в его лицо. Лицо Арсена было отрешённым и спокойным. Даже в глазах что-то исправилось. Ничего не отражалось на лице, словно не о своей судьбе говорил Арсен.
Задумался Никон.
— Коли учился ты, значит, и языки добро ведаешь? — спросил в задумчивости.
— Ведаю, владыко... — ответил Арсен. — Греческий — родной мне. Латынь добро знаю. Славянский язык так само.
— Ведаешь... — повторил Никон. — Ну а коли так, растолкуй мне, что может имя Феогност означать по-нашему?
— Знаемый Богом... — ответил Арсен.
— Верно... — кивнул Никон, удивляясь столь простой разгадке загадочной фразы из письма государя:
«Помолись, владыко святый, чтоб Господь наш дал нам пастыря и отца, кто Ему, Свету, годен, имя вышенаписанное (Феогност), а ожидаем тебя великого святителя, к выбору, а сего мужа три человека ведают: я, да казанский митрополит, да отец мой духовный, и сказывают свят муж...»
Захотелось помолиться Никону.
— Я тебя, Арсен, с Соловков увезу... — сказал монаху. — Учёные люди, языке ведающие, очень потребны сейчас будут. Со мной поедешь.
И благословив припавшего к руке Арсена, повернулся к иконам.
И ещё одна беседа состоялась у Никона на Соловках. Накануне отплытия с острова попросил принять его старец Мартирий.
Никон ждал этого. Ещё со времён монашества в Анзерском скиту постиг он своеволие соловецких иноков. Монастырь всегда ощущал себя хозяином здешнего края и никакого соперничества не терпел. Сделавшись Новгородским митрополитом, Никон маленько своеволие соловецких монахов прищемил. Удалось ему отнять кой-какие соловецкие соляные варницы, трапезу монастырскую приказал ограничить. Теперь вот мощи Филиппа Чудотворца увезёт.
Могли ли монахи с этим смириться?
Нахмурившись сидел Никон, слушая дребезжаще-старческий голос Мартирия. Ждал, когда заговорит этот весь в поседевшей коже старец о главном. Но не спешил Мартирий. Сидел и неторопливо рассказывал, как откапывали они чудотворец гроб, как переносили в Преображенский собор.
— Доски-то невозмогша отторгнута, понеже мощи от воды восходящий примёрзли... — говорил Мартирий. — Приник я со свечей к скважине, высверленной в соседнем гробу наставника святого Филиппа — Ионы... И вот, владыко, смотрю и зрю там святого Иону, яко жива суща.
Он перекрестился. Перекрестился и Никон. Велики, велики чудотворцы соловецкие, но не за этим ведь Мартирий на беседу пожаловал.
А Мартирий огладил длинную седую бороду и сказал:
— В тот день, когда гроб святителя подняли, у инока Малахии зубы заболели. Пришёл ко мне, плачет, бедный, дак я ему дал ветхого гроба малую дщицу, и зубная боль сразу у Малахии прекратилась. Очень сильный угодник Божий Филипп. Каково везти-то такого, владыко? Страшно...
— Ништо... — ответил Никон. — Довезём с Божьей помощью. Государево покаяние за венценосного прадеда своего не отвергнет святитель. Все святители московские в Архангельском соборе в Москве собираются. Однако Филиппа на том соборе нет. Поспешать надо везти его. Помолись о благополучии пути нашего, святый отче.
Твёрдо сказал это Никон, пресекая просьбы. Мартирий вздохнул тяжело. Осенил себя крестным знамением.
— Слышал я, владыко, что Арсена с собой на Москву зовёшь... — сказал. — Благословишь ли мне, как духовному лицу, под начало коего Арсен отдан был для исправления, слово молвить?
— Сказывай, отец праведный...
— Ведомо ли тебе, владыко, что Арсен трижды Христа и православной веры отвергался?
— Ты, святый отче, дело говори, если ведаешь. А про отвержение от православия учения ради я знаю. Не нам, отче, их судить. Под басурманами живут... С благословения архиереев своих на эти уловки идут.
— Дак то и страшно, владыко, что с благословения... Но не это главное, хотя что главнее есть, чем добровольное отвержение от Христа...
— Что же главное известно тебе, отче?
— Об этом, открытом мне на исповеди, не могу сказать, владыко. Не превозмогу тайну исповеди нарушить. Но душа, я тебе открою, владыко, очень вонючая душа у Арсена. Христом Богом заклинаю, не увози отсель. На беду привезёшь.
Мартирий встал.
Встал и Никон.
— Храни тебя Господи, старец... — сказал. — Про Арсена не думай лишнего. В Москве тоже умеют за еретиками досматривать. Коли обнаружится что, есть и в белокаменной места, где человека спрятать.
— Твоя воля, владыко... — сказал Мартирий. — Я тебе поведал, что мог, а ты думай...
Он ушёл — седобородый, похожий на здешние валуны в белёсых пятнах лишайников. Даже не ушёл, а как-то растворился в немыслимой толщине стен, сложенных из таких же, как он, валунов.
«Ништо... — успокаивая себя, подумал Никон. — За изданием книг у нас Неронов да Стефан Вонифатьевич приглядывают. Не забалует у них грек. А знания языков нужны сейчас на Москве...»
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.
«…Хочу рассказать правдивые повести о времени, удаленном от нас множеством лет. Когда еще ни степи, ни лесам конца не было, а богатые рыбой реки текли широко и привольно. Так же и Воронеж-река была не то что нынче. На ее берегах шумел дремучий лес. А город стоял на буграх. Он побольше полста лет стоял. Уже однажды сожигали его черкасы: но он опять построился. И новая постройка обветшала, ее приходилось поправлять – где стену, где башню, где что. Но город крепко стоял, глядючи на полдень и на восход, откуда частенько набегали крымцы.
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.
«… Жизнь викингов была полна приключений на больших просторах суши и моря. Бывая в различных странах, я пытался увидеть какие-нибудь следы их, чтобы лучше понять, что же это были за люди. Ведь любопытно, например, что осталось от эпохи викингов в Швеции и Дании, Финляндии и Иране, Египте и Тунисе, во Франции и Англии, в Болгарии и Ливане… Не упускал я из виду викингов и в Эстонии, на Нижней Волге и Каспии, на днепровских берегах и в Новгороде…А что говорить о знаменитых сагах, посвященных далеким, далеким временам, в частности, о сагах Снорри Стурлусона? Это несомненно правдивые рассказы о повседневном житье-бытье и битвах викингов.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.