Автобиография - [96]

После страшного дела 6-го июня привезли множество раненых иностранцев и почти всех поместили в доме губернского правления — вверху; а наши солдатики лежали внизу. Долго наши бедные страдальцы с терпением смотрели, как иностранцам проносили мимо их прекрасную пищу, табак и разные лакомства… наконец, стали роптать и просили, чтобы их хоть в разные дома разместили. Так и сделали: для французов отделали дом Ревельоти и всех туда перевезли. Там я уже редко посещала их, а здесь — как по просьбе начальства, так и по чувству сострадания — часто утешала их, раздавая любимую ими лакрицу, сахар, книги, бумагу, карандаши, карты и некоторым — деньги на пироги, которые приносили им продавать. Не забуду, как один, очень молодой араб, обрадовался, когда я дала ему несколько серебряных монет: брал деньги в зубы, подбрасывал их вверх, делал мне ручкой и не знал, чем выразить свою радость…

Однажды вхожу я к иностранцам и слышу кто-то говорит: «du sucre — сахар, du beurre — масло, de Геаи — вода…» При моем входе — замолчали, но я увидела написанные французскими буквами русские слова: sachar, maslo, voda и проч. Оказалось, что его учитель поляк, который, впрочем, не сознался, что он говорит по-русски, а сказал, что будто его также кто-то выучил писать эти слова. Разумеется, я не поверила, а поняла, что ему неловко.

Боже мой! Каких только ран не насмотрелись мы там! Показали мне нашего солдата с завязанным лицом и еще, смеясь, рассказали, что он сильно зевнул и в это время пуля пролетела навылет в обе щеки и, как уверял доктор, не тронула языка, и он надеялся на его выздоровление. Fit^ не забыть упомянуть, как, входя в губернское правление, я увидела, что отправляют наших раненых в дальние места на излечение. Видя, что слишком бесцеремонно обходятся при переноске с солдатами, поворчала на служителей и помогла ген. Остроградскому размешать их. Тут обратили мое внимание на сидящий обрубок и объявили, что у него отрезаны и руки и ноги!.. Я с участием обратилась к нему и сказала: «Бедняжка! я думаю, ты просишь Бога, чтобы Он послал тебе смерть…» Но обрубок очень спокойно отвечал: «Что вы это говорите, матушка! Да я еще жить хочу». — «Да как же, и чем ты будешь питаться». — «Господь милостив! Батюшка царь прокормит, а добрые люди помогут есть».

Признаюсь, этот урок веры и терпения вызвал у меня слезы!

И завтра должна буду встать раньше обыкновенного, чтоб самой этим заняться. Мне, благодаря Бога, лучше; только слабость. Лекарство доктор прописал прегадкое, а делать нечего — надо все выпить!

Христос с тобою!

13-го июля. Благодарение Господу, мне лучше, только слаба немного. Утром, справя все в моей больнице, поехала в Дворянское собрание, отвезла табачку, корпии, бинтов и проч. Оттуда проехала в аптеку, взяла разные медикаменты, назначенные для дома Федорова от комитета; сама раздала так называемые капли императрицы, т. е. те, которые она прислала от холеры.

Бывши в Дворянском собрании, заказала живущему там чиновнику сделать триста пирогов для пятницы Мария Ивановна Княжевич желала угостить чем-нибудь несколько больных в день Ангела своего мужа и поручила мне это сделать. Знаю, что в прежнее время подобные дни справлялись в Дворянском собрании и приглашался весь город, чтоб танцевать… В настоящее время дом уже наполнен кавалерами, и, как нарочно, в большой танцевальной зале лежат все безрукие и безногие!.. Тут я решилась справить этот день. Доктор Краузе дал мне совет, что и как устроить. Мария Ивановна хотела дать десять рублей серебром, я желаю дать то же самое; а <так> как, по здешней дороговизне, и этого мало, то Краузе просил позволения остальное взять на себя. Он очень хорошо принят и обласкан у них. При этом будет угощение и в моем доме. Также в упомянутых больницах я заказываю молебен, равно и в церкви хочу отслужить, если Бог поможет.

До обеда ездила с хозяйкой, купила два пуда табачку, чтобы раздать на прощанье моим голубчикам. Бутылку красного вина купила французам, потому что давно обещала. Вечером опять давала лекарство и велела напоить всех малиной с ромашкой; тут была рассержена враньем фельдшера и гадким супом, который принесли для больных. Тяжело видеть это мошенничество и не иметь возможности помочь!.. Конечно, я сказала это главному доктору, а он смотрителю; тот поехал распекать подрядчика… а все-таки больные были голодны, и вперед ничего хорошего не последует, потому что рука руку моет. Вот доказательство: в продолжение девяти месяцев, как продолжается война, из одного Симферополя положено в ломбард шесть миллионов серебром!.. А сколько таких, которые поумнее и до поры до времени держат деньги при себе!.. Страшно… за человека страшно!.. Хотя и тяжело знать это, но лучше уехать и не видать. Много еще придется мне вам порассказать, если даст Бог свидеться. Чего буду надеяться, после стольких милостей, оказанных мне милосердным Господом! Сегодня получила письмо от маменьки и от Николая Ивановича Греча, а завтра жду от тебя, мой друг!

14-го июля. Увы! почта пришла, а от тебя нет ни стихов, ни весточки, а между тем я получила от Алексея Петровича Сгороженко, и в его письме премилые стихи от Степана Петровича Жихарева.